иракцев, переживающих муки торжества. Хотя центр города продержится еще сутки, в воздухе витает дух свободы, вместе со смрадом неубранного мусора и забитых канализационных стоков. По обе стороны дороги валяются кучи мусора и стоят зловонные лужи. Иракцы тянутся вереницей сквозь дымовую завесу и тащат на себе случайное награбленное добро — потолочные вентиляторы, детали машин, флуоресцентные лампы, разрозненные картотечные ящики.

Бедлам продолжается до тех пор, пока разведбатальон не огибает город с севера, чтобы соединиться с легковооруженной разведротой, вместе с которой будет осуществляться нападение на город «Q». Радиопозывной этой примыкающей роты, которая состоит где-то из ста морпехов на двадцати четырех легкобронированных машинах — «Свингер». Бронетранспортеры LAV — это шумные, восьмиколесные машины с черной броней, по форме напоминающие перевернутые ванны с установленными сверху скорострельными орудиями. Иракцы называют их «Великими разрушителями».

Несмотря на то, что группа более двух недель практически ежедневно проезжала через засады, первый раз за все время эти морпехи выехали на задание с бронированным конвоем.

— Черт! Да это просто охренительно, — обрадовался Эдди. — С нами едут «Разрушители».

— Нет, конвой — это не охренительно, — спорит Кевин. — Наоборот, это говорит о том, как опасно там будет.

Когда мы отъезжаем, угрюмо-задумчивое настроение сержанта сменяется на неестественно-бодрое.

— И снова большой привет и спокойной ночи, — фальшивым сценическим голосом, а затем цитирует строку из «Юлия Цезаря»: — Криком грянет: «Пощады нет!» — и спустит псов войны.

Согнувшись за рулем, слегка склонив голову под весом прибора ночного видения, водитель в своём репертуаре:

— Черт, когда вернусь домой, парни, я затра*аю свою подружку вусмерть.

— Контакт с врагом, — уже Уокер, повторяя слова радиосообщения из наушников. — Броневики LAV передают — впереди контакт с врагом.

«Свингер» растянулся по шоссе — ближайшая машина примерно в ста метрах перед Хамви, а самая дальняя от нас — где-то в трех километрах впереди.

Автоматические орудия стреляют трассирующими снарядами, похожими на оранжевые шнуры. Они расходятся во всех направлениях — оранжевые линии колышутся и подрагивают над окружающим ландшафтом. Другие оранжевые линии, потоньше — от вражеских пулеметов — устремляются в сторону броневиков LAV.

Войска иракской Республиканской гвардии окопались в траншеях по обе стороны дороги. Вражеские бойцы вооружены всеми мыслимыми видами переносимого оружия — от пулеметов и минометов до РПГ. Конвой останавливается, когда между «Свингером» и иракцами впереди начинается перестрелка. Рядом рвутся вражеские мины, падая с неба хаотичным узором. Бойцы разведроты за нашим взводом открывают огонь из всего имеющегося у них оружия. Это морпехи-резервисты, они приехали в Багдад накануне и состыковались с разведбатальоном всего несколько дней назад. Они постарше, многие из них на гражданке — бывалые копы или агенты УБН. Это их первый значительный контакт с врагом, и создается впечатление, что их беспорядочный огонь — в том числе, в направлении Хамви — вызван паникой.

— Не вижу целей! Не вижу целей! — повторяет Уокер, перекрикивая орудийный огонь, но капрал Флойд Лоутон, стрелок в башне, который управляет гранатометом Mark‑19, открывает стрельбу по ближайшей деревне.

— Прекратить огонь! — орет Уокер. — Полегче, приятель. Ты стреляешь по деревне. Там у нас женщины и дети.

Резервисты, которые едут за нами, уже забросали небольшое скопление домов у дороги как минимум сотней гранат. В окне одной из хибар светится лампа. Через прибор ночного видения сержант может различить только группу женщин и детей, которые прячутся за стеной.

— Мы не стреляем по деревне, ладно?

В такие моменты, как сейчас, Уокер часто принимает тон школьного учителя, который объявляет тайм-аут во время бешеной драки на игровой площадке. Мины разрываются так близко, что чувствуется, как всплески давления ударяют по Хамви. Но Уокер не позволит своей группе поддаться этому всеобщему бешенству и открыть беспорядочный огонь, пока не обнаружит четкие цели или не увидит дульное пламя врага.

По батальонному радио слышится голос «Маллигана», вибрирующий и потрескивающий, когда он возбужденно передает сведения о возрастающем огне противника. Этот офицер разведки, — который заслужил свое презрительное прозвище из-за нелепых и рискованных выходок, — по радио кажется подростком с ломающимся голосом.

— Боже! — реплика водителя. — Он что, плачет?

— Вовсе нет, — Уокер пресекает вероятную горестную тираду по поводу «Маллигана».

В последние дни Эдвардс словно позабыл свою прежнюю ненависть к таким поп-звездам, как Джастин Бибер, который раньше был его любимым объектом для долгих и нудных разглагольствований о том, что не так с современными миром и молодежью, и теперь жалуется почти исключительно на Маллигана'. Недостаток уважения к этому офицеру проявляется среди рядовых бойцов настолько, что кое-кто из его собственных людей открыто называет его «засранцем» — иногда прямо в лицо.

— Он просто нервничает, — предполагает Уокер, и не то чтобы защищал офицера. — Все сейчас нервничают. Каждый пытается делать свою работу.

Следующие двадцать бессонных часов морпехи из разведбатальона и «Свингер» методично продвигаются вперед по шоссе, едва проезжая пятнадцать километров, пешком прочесывая деревни, взрывая вражеские грузовики и схроны оружия, и уничтожая очаги скопления иракских солдат, которые прячутся в траншеях или укрываются в домах мирных жителей.

С точки зрения страха, в его чистом виде, наихудшие моменты сражения происходят после полудня.

Внимание всего мира приковано к телевизионной картинке американских морпехов в центре Багдада, свергающих массивный памятник Саддаму Хусейну.

В это же самое время, севернее города, вражеские мины начинают рваться примерно в тридцати метрах от расположения роты «Мародер».

Когда лейтенант «Има» докладывает по радио о минометном обстреле своему командиру, ему приказывают оставаться на месте.

— Замрите и умрите, джентльмены, — говорит сержант Нэйтан Хеллер, бывший агент по изъятию автомобилей и один из руководителей группы Хамви, которая работает в связке с нашей группой. Двадцать два морпеха из взвода сидят в своих машинам с включенными двигателями, согласно приказам, в то время как вокруг них взрываются мины. Разговоры очень редки. Все смотрят на минные взрывы в небе и на окружающих полях.

Один из взрывов происходит в пяти метрах от Хамви с открытым верхом сержанта Хеллера, и в результате него в земле образуется внушительная дыра.

Выглядываю и вижу, как Хеллер согнулся над своим оружием, его взгляд мечется под ободом каски — он ждет следующего взрыва. За ним — его двадцатитрехлетний водитель, капрал — он