Так и ты в прошлые годы тройней не беременела! — парирует мама, и тут трудно спорить. Только я рассчитывала что бабушка о моем залете узнает ближе к осени. Потому что начнется нудеж из серии: «В наше время такого не было».

— А ты зачем ей рассказала?

— Так надо же было как-то объяснить почему весной ты не приедешь сажать картошку, а летом — ее пропалывать. — пожимает плечами мама.

— А я не поеду? — сложно сдержать радость в подобной ситуации.

— А ты собралась?!

Молчу. Блин, мне же наверно нельзя будет. Итак, то что я не поеду корячиться на огороде — это огромный плюс. Но есть и минусы ситуации. Сейчас приедет бабушка, и… Скучать она не даст никому. Кстати когда она приезжает, то живет в моей комнате. Да. Если сам не спешишь к приключениям, то приключения приходят к тебе.

— Бабушка у нас долго пробудет?

— Не знаю. Может она вообще переедет сюда. Только кур продать придется.

— Зачем?!

— Как родишь, узнаешь зачем! Надо было от мужа беременеть, а не от залетного молодца! — фыркает мама.

Это не молодец залетный… Это я залетная.

— У нас в семье три поколения рожают от залетных молодцев, а орешь ты почему-то только на меня!

— Моя мать тоже на меня орала. Но ничего, теперь еще и бабушка тебе расскажет, что тебя ждет. Кстати она привезет пеленок. У нее их целый сундук. А еще много одежды для младенцев: и чепчики, и распашонки… Еще ты их носила когда была крохой!

Последнюю фразу мать произносит с нежностью, а вот у меня невольно искривляется лицо.

— В смысле? Мы что, будем моих детей в старую немодную одежду одевать? — я-то уже все сайты детских магазинов прошерстила. Правда цены там — караул! Но блин! Я хотела чтобы у моих детей была крутая одежда, а не из прошлого века!

— А у тебя есть деньги на новую?!

— Нет, — сжимаю губы. Хотя если ту в музей сдать, может и будут.

— Тогда не выделывайся! И осваивай профессию! А то только и делаешь что в окно смотришь, ворон считаешь. А матери кормить тебя…

Глава 24. Игорь

Глава 24. Игорь

День святого Валентина проходит глубоко так себе. Какой там праздник любви? Даже не посидели в итоге. Вера остается плакать в арендованном особняке, украшенном шариками, а я возвращаюсь домой. Хороши дела конечно. Обидеть жену я никак не планировал, но тот факт, что мне теперь не придется делать вид что я рад совместному празднику, несказанно радует.

Может она позвонит своему французу и утешится? Уж он-то знает как поднять настроение девушкам: томики Гюго у них в Париже небось на каждом углу продаются.

Вера возвращается на следующий день, ближе к вечеру. И конечно же объявляет мне бойкот. Меня всегда поражали женщины в этом отношении: нет чтобы высказать претензии, решить их… Нет! Будет молчать со сложным лицом. А задача мужчины — унижаться и извиняться, гадая что именно он сделал не так.

Да, я до сих пор не в курсе в чем провинился. Что подарил игрушку из секс-шопа собственной жене? Я считаю важен не подарок, важно внимание. А если важен все-таки подарок, то приди и скажи что ты хочешь! А не закатывай истерики когда выяснишь, что все пошло не так.

Наконец, на третий день бойкота, когда я уже привык к тишине, Вера является на кухню и, поджав губы, произносит:

— Ты так и не попытался со мной помириться. Неужели тебе плевать?

Плевать? Конечно же нет. Мне бы развестись с тобой… Но увы и ах. Ты по всей видимости настроена чтобы мы мучили друг друга до гробовой доски. Но сказать это прямым текстом мне не хватает духу.

— Ты устроила скандал на пустом месте. Раньше ты себя так не вела.

— Потому что ты себя так не вел! — произносит это с возмущением, но как будто бы и не совсем искренним, — Я сделала все возможное, чтобы мы провели романтический вечер в приятной обстановке… А ты? Ты ничего не сделал…

— Что я не сделал? — у меня не хватает терпения с ней спорить. Я вообще не понимаю что случилось с Верой. Раньше была спокойная адекватная девушка, а сейчас как с цепи сорвалась.

— Да ничего ты не сделал!

И в слезы. Твою ж мать… Поднимаюсь, наливаю стакан воды и протягиваю ей. Разговор теряет свою конструктивность окончательно, а мне приходит в голову, что Вере есть что сказать помимо претензий от испорченного праздника. Только видимо не может правильные слова подобрать.

— В чем дело скажешь? Или так и будешь ходить вокруг да около?

— В чем дело? — делает несколько глотков воды, затем опускает стакан на стол. — То есть ты спрашиваешь чем дело, да?

— Да. — цежу сквозь зубы, — В чем дело?

— Я беременна! Вот в чем дело.

Мое сердце тут же ухает куда-то в желудок, а спина покрывается капельками пота. Теперь я точно от нее не избавлюсь! Ой идиот. Видимо мое лицо полностью отражает весь поток мыслей, которые меня посещают, поэтому Вера начинает рыдать еще громче. Я мужественно молчу. Я не знаю что ей сказать! Что я рад ее беременности? Так это вранье. Ни черта я не рад! А что ответить? Предложить ей аборт? Тоже не дело.

— Какой срок? — выдавливаю из себя.

— Шесть недель.

— То есть это произошло когда мы… — я поднимаю глаза к потолку, затем замираю… И снова смотрю на Веру, — сколько ты сказала недель?

— Шесть, — плакать перестала, усмехается. Зато теперь водичка нужна мне.

— Ты в этот момент была во Франции.

— Так я и не сказала что ребенок от тебя.

Молча поднимаюсь, беру стакан и наливаю туда воды. Пью мелкими глотками, после чего сажусь за стол. Вроде полегчало.

— А зачем этот цирк с днем святого Валентина?

— Не знаю. Сначала рассчитывала тебя обмануть… А потом как подумала что придется с