Разумеется, как только пожар вспыхнул, были немедленно вывезены в Аничков дворец все члены царской фамилии, а затем стали разбирать переходы между Зимним дворцом и Эрмитажем, закладывая проемы кирпичом и тем самым создавая надежный заслон огню. Таким образом, огонь остановился перед Эрмитажем, и главные ценности были спасены.

Еще не остыли угли и пепел пожарища, как начала работать комиссия, которая должна была установить причины возникновения пожара. Руководил ею А. X. Бенкендорф, и кандидатура его была отнюдь не случайной. Расследование показало, что виной всему «был отдушник, оставленный незаделанным при последней переделке Большой Фельдмаршальской залы, который находился в печной трубе, проведенной между хорами и деревянным сводом залы Петра Великого, расположенной бок о бок с Фельдмаршальской, и прилегал весьма близко к доскам задней перегородки. В день несчастного происшествия выкинуло его из трубы, после чего пламя сообщилось через этот отдушник доскам хоров и свода зала Петра Великого; ему предоставляли в этом месте обильную пищу деревянные перегородки; по ним огонь перешел к стропилам. Эти огромные стропила и подпорки, высушенные в течение 80 лет горячим воздухом под накаливаемой летним жаром железной крышей, воспламенились мгновенно».

Такой была официальная версия причины пожара. Однако Мирбах – начальник караула, стоявшего в большой Фельдмаршальской зале, настаивал в своих воспоминаниях на другой версии. Он видел, как из-под пола у порога Фельдмаршальской залы, рядом с которой были комнаты министра двора, показался дым. Мирбах спросил оказавшегося рядом старого лакея:

– А скажи, пожалуй, в чем дело?

И тот ответил:

– Даст Бог, ничего – дым внизу, в лаборатории (лаборатория дворцовой аптеки. – В. Б.). Там уже два дня, как лопнула труба; засунули мочалку и замазали глиной, да какой это порядок. Бревно возле трубы уже раз загоралось, потушили и опять замазали; замазка отвалилась, бревно все тлело, а теперь, помилуй Бог, и горит. Дом старый, сухой, сохрани Боже.

Пол возле порога Фельдмаршальской залы тут же вскрыли пожарные и из-под него мгновенно взметнулось пламя. Мирбах велел закрыть двери в соседние залы и остался на посту.

Незаделанный ли в трубе отдушник или отвалившаяся в очередной раз замазка возле уже неоднократно горевшего бревна, – но причина была одна: беспечность, надежда на авось, халатность и разгильдяйство. Любопытно, что только два человека были наказаны за этот пожар – вице-президент гоф-интендантской конторы Щербинин и командир дворцовой пожарной роты капитан Щепетов. Первого признали виновным в том, что его контора не имела подробных планов деревянных конструкций дворца, а второго – что он недооценил пожароопасность деревянных конструкций. И тот и другой были уволены в отставку.

Почему же наказание оказалось не более, чем символическим? Потому что главным виновником случившегося был сам Николай. Когда в 1832 году Монферран создавал те залы, где начался пожар (Петра Великого и Фельдмаршальский), то ни единой детали убранства, а тем более конструкций, он не делал без разрешения Николая. Именно император утвердил и схему отопления этих помещений, и создание деревянных конструкций.

Воскрешение из пепла

21 декабря состоялось первое заседание комиссии по восстановлению Зимнего дворца под председательством князя П. М. Волконского. В ее состав вошли инженер А. Д. Готман и архитекторы А. П. Брюллов, В. П. Стасов и А. Е. Штеуберт. Через 8 дней комиссия была высочайше утверждена, а вскоре расширилась до трех десятков человек. Прежде всего решено было провести свинцовые водопроводные трубы, строить каменные и чугунные лестницы, кованые и железные двери и ставни, заменяя повсюду дерево чугуном, железом, кирпичом и керамикой.

Президент Академии художеств А. Н. Оленин предложил использовать предстоящие работы по строительству и отделке дворца как практическую школу для воспитанников Академии. Руководить двенадцатью архитекторами, скульпторами и художниками был назначен А. П. Брюллов – родной брат живописца Карла Брюллова. Главным распорядителем всех работ назначался Стасов. Ему же поручалось «возобновление дворцового здания вообще, наружная его отделка и внутренняя отделка обеих церквей и всех зал». Общее руководство работами Николай поручил все тому же Клейнмихелю. И тот со своей задачей справился, разумеется, не без большой пользы для себя.

Через несколько дней вокруг уцелевших от огня кирпичных стен дворца начали ставить строительные леса, через 3 недели уже воздвигли временную кровлю, и одновременно с этим начали самым интенсивным образом очищать внутренние залы дворца от золы, пепла, мусора и обгоревших трупов.

Офицер-преображенец Дмитрий Гаврилович Колокольцов, очевидец и участник этих событий, писал через 45 лет, что в очистке дворца участвовали «все гвардейские полки беспромежуточно, по крайней мере, с месяц времени… Находили иных людей как заживо похороненных, других обезображенных и покалеченных. Множество трупов людей обгорелых и задохшихся от дыма было усмотрено почти по всему дворцу». (Справедливости ради следует сказать, что всем родственникам погибших Николай приказал выплачивать пенсии).

Когда мусор вывезли, а трупы похоронили, во дворец шли 2000 каменщиков и начали возводить стены, колонны, потолки и лестницы. А вскоре на строительство и отделку дворца каждый день выходили 6000-8000 человек. Стены, перекрытия и кровля дворца были возведены необычайно быстро, и без всякого промедления начались внутренние отделочные работы. Главной задачей было интенсивное и эффективное осушение только что воздвигнутых, совершенно сырых помещений. Для этого поставили 10 огромных специальных печей, непрерывно обогреваемых коксом, и 20 вентиляторов с двойными рукавами, выведенными в форточки. Все это, прогревая помещения и выкачивая сырость и вредные пары от красок, клея и других химических веществ делало воздух в помещениях сухим и чистым, поддерживало температуру на уровне +36 °C.

И все же де Кюстин, побывавший в Зимнем дворце сразу же после его второго рождения, писал: «Во время холодов от 25 до 30° шесть тысяч неизвестных мучеников, мучеников, не заслуживших этого, мучеников невольного послушания были заключены в залах, натопленных до 30° для скорейшей просушки стен. Таким образом, эти несчастные, входя и выходя из этого жилища великолепия и удовольствия, испытывали разницу в температуре от 50 до 60°. Мне рассказывали, что те из них, которые красили внутри самых натопленных зал, были принуждены надевать на голову шапки со льдом, чтобы не лишиться чувств в той температуре. Я испытываю неприятное чувство с тех пор, как видел этот дворец, после того, как мне сказали жизней скольких людей он стоил. Новый императорский дворец, вновь отстроенный, с такими тратами людей и денег, уже полон насекомых. Можно сказать, что несчастные рабочие, которые гибли, чтобы скорее украсить жилище своего господина, заранее отомстили за свою смерть, привив своих паразитов этим смертоносным стенам, уже несколько комнат дворца закрыты, прежде чем были заняты».

Как бы то ни было, но уже в марте 1839 года состоялось торжество, посвященное окончанию восстановления парадных залов. И хотя отделка покоев императорской фамилии продолжалась еще полгода, следует признать, что столь скорого исполнения необычайно сложных и многоплановых работ мировая практика прежде не знала. Да, пожалуй, и впоследствии ничего подобного не было. И совершенно справедливо, что все архитекторы, инженеры, скульпторы, художники и прочие созидатели нового дворца были осыпаны деньгами, подарками, чинами и орденами.