Когда святой отец закончил свою хвалебную речь, была прочитана молитва, певчие затянули свой гимн, а те, кому предстояло нести гроб, заняли свои места подле. Как только замерли последние звуки гимна, вдова метнулась к гробу, рухнула на него и истерически зарыдала. Однако постепенно, уступая уговорам, она понемногу успокоилась; священник, обняв ее за плечи, хотел было уже отвести ее от гроба, и в этот момент она обернулась и бросила последний взгляд на лицо усопшего под стеклом… и сразу вскрикнула, вскинула руки и с воплем стала заваливаться назад, а затем рухнула без чувств.

К гробу бросились родственники, за ними – друзья, и, когда часы на камине медленно и торжественно пробили три раза, все они, столпившись и застыв в изголовье, смотрели на лицо покойного Джона Мортонсона.

Затем они стали отворачиваться, многие чувствовали тошноту и головокружение. Некто, потрясенный ужасным зрелищем, опрометью сделал шаг не туда и случайно налетел на гроб. Причем сделал это с такой силой, что сбил одну из подпорок, на которых тот покоился. Гроб упал на пол, стекло от удара разбилось в осколки.

Из зияющей пробоины медленно вылез кот, прежде принадлежавший покойному Джону Мортонсону. Помедлив, он лениво спрыгнул на пол, уселся, затем спокойно, не торопясь, вымыл лапами обильно перепачканную чем-то темно-красным мордашку. И с достоинством удалился из комнаты.

Эту странную историю рассказал мне Дэвид Уильям Дак. По его словам, она приключилась с ним самим. Дак – человек весьма преклонных лет, живет в городке Аврора, что в Иллинойсе, и там его все уважают. Хотя за глаза и называют не иначе как «Мертвый Дак».

* * *

«Осенью 1866 года я служил рядовым в восемнадцатом пехотном полку. Моя рота была одной из тех, что дислоцировались в форте Фила Кирни под командой полковника Кэррингтона. Жители нашей страны более или менее знакомы с историей гарнизона, в частности с той резней, что учинили сиу. Из отряда в восемьдесят с лишним солдат и офицеров никто не уцелел. А все из-за одного смелого, но не очень умного, можно сказать, безрассудного капитана Феттермана. Он, понимаете ли, решил не выполнять приказ. Когда это произошло, я как раз пытался пробиться с важным донесением в Форт-Смит, в горах Биг-Хорн. Вся округа там буквально кишела враждебно настроенными индейцами, потому я шел ночью, а с рассветом скрывался, где только мог. Для успеха дела шел пешком, вооруженный винтовкой Генри и имея в ранце запас провизии на три дня.

Первая ночь путешествия закончилась благополучно, но мне нужно было отсидеться днем, и я нашел место, которое в предутреннем сумраке показалось узкой тесниной между рядами каменистых холмов. На сухом дне высились нагромождения огромных валунов, скатившихся со склонов. За одним из них, в зарослях кустарника, я уладил себе на день лежбище и вскоре заснул. Мне казалось, что я только сомкнул глаза, но, когда проснулся, было уже около полудня. Разбудил меня выстрел из винтовки: пуля ударила в камень в аккурат над моей головой.

Меня выследили индейцы и теперь почти окружили. Индейца, стрелявшего в меня, я приметил на недальнем холме – его выдал дымок от выстрела. Он не попал, но я не промахнулся – индеец покатился вниз по склону. Я вскочил на ноги, пригнулся и побежал от невидимых врагов, маневрируя между обломками скал и кустарником. Негодяи не преследовали меня и даже не показывались, что было довольно странным: по моим следам они должны были понять, что имеют дело с одиночкой. Но скоро причина стала ясна: меньше чем через сотню метров я достиг конца ущелья. Оно заканчивалось тупиком. Выход перегораживала крутая каменная стена, почти лишенная к тому же всякой растительности. Меня заперли в тупике, как медведя в берлоге. Им не нужно было меня преследовать. Надо было просто подождать.

Они и ждали. Два дня и две ночи я сидел, скорчившись в зарослях мескита, между обломком скалы и отвесной каменной стеной. Меня мучила жажда, на спасение я не рассчитывал. Сражался с этими парнями на дальнем расстоянии, стреляя иногда по дымкам от их выстрелов – они отвечали мне тем же. Понятно, что ни днем, ни ночью глаз я не смыкал: невозможность поспать была настоящей пыткой.

Помню утро третьего дня. Я понимал, что для меня оно – последнее. Припоминаю, но смутно, как в отчаянном бреду выскочил на открытое место и начал палить куда попало. А больше ничего не помню…

* * *

Следующее мое воспоминание: я выбираюсь из реки, происходит это ночью… Я – голый. Одежды на мне нет; я не знаю, где нахожусь; замерз, со сбитыми в кровь ногами, бреду куда-то в ночь, мне казалась – к северу. На рассвете очутился у форта С. Ф. Смита. Это и был пункт моего назначения, но донесений у меня не было. Первым, кого я встретил, был сержант по имени Уильям Бриско – мой старый знакомый. Можете представить его удивление, когда он увидел меня в таком виде. Но я удивился еще больше, когда он спросил, кто я такой, черт возьми! – Дэйв Дак, – ответил я. – Кем я еще могу быть?

Сержант выпучил на меня глаза.

– Да, вы действительно на него похожи, – произнес он, и я заметил, что он отодвинулся от меня подальше. А потом добавил: – Как дела?

Я рассказал ему, что со мной случилось днем раньше.

Он смотрел на меня, все так же тараща глаза, а потом сказал:

– Дружище, если ты Дик Дак, то должен тебе сказать: я похоронил тебя два месяца назад. Мы с товарищами были в разведке и нашли твое тело. Оно было, что твой дуршлаг – все дырявое от пуль. К тому же с тебя сняли скальп. И это не считая прочих увечий. Как раз там, где – по твоим словам – был бой. Пойдем ко мне в палатку, я покажу твою одежду и несколько писем, что у тебя были; донесение я передал коменданту.

Он исполнил обещание. Показал одежду (я сразу же ее на себя надел); письма (я их сунул в карман). Он мне не мешал. А затем повел к коменданту форта. Тот, выслушав мою историю, ледяным тоном приказал Бриско посадить меня под замок.

Пока мы шли, я спросил:

– Билл Бриско, скажи, ты действительно схоронил того, на ком были эти лохмотья?

– Конечно, – отвечал он. – Все было так, как я сказал. И это точно был Дейв Дак – его все знали. А теперь, проклятый самозванец, скажи мне, кто ты есть на самом деле.

– Я и сам хотел бы теперь это узнать, – ответил я.

* * *

Неделю спустя я сбежал из-под стражи и даже уехал из штата. Потом еще дважды возвращался в те места, искал то роковое место в горах, но так и не сумел найти».

Двое мужчин расположились в креслах у камина. – Я посылал за вами, доктор, – произнес один из них, – но боюсь, что вы не сможете рассеять мои опасения. Но, может быть, вы порекомендуете специалиста, к которому я мог бы обратиться? Со мной происходит что-то неладное. Мне кажется, я схожу с ума.

– Ну что вы! Вы отлично выглядите, – ответил врач.

– Но вы должны признать – у меня галлюцинации. Каждую ночь я просыпаюсь и вижу в своей комнате огромную черную собаку – ньюфаундленда. Она неотрывно смотрит на меня. Концы лап у нее белого цвета.