а?

Баррет с видом умудренного жизнью аксакала – пожал плечами.

– В Йемене есть типы, которые раз в два года берут кувалды и целый день громят собственные деревни. Это у них такой праздник – праздник обновления. Чтобы построить что-то новое, надо разрушить старое. В мире много всего странного.

…

Примерно через двадцать минут головные машины каравана, без сирен, но с мигалками, освещая синими всполохами тихие улицы, вкатился в Кирьяс-Джоэль.

Это было очень странное место. Небольшой городок на частной земле близ Нью-Йорка, где живут только соблюдающие евреи – хасиды. Большие дома, дешевые минивэны и джипы – в еврейских семьях не редкость семь – восемь детей, автобусные остановки – автобусы принадлежали общине, они отвозили желающих в Нью-Йорк и обратно. Это место можно было бы принять за гнездо общины амишей, если бы не современные автомобили – евреи были не против современной техники.

А конкретно эти – были против Израиля. Это потому, что они считали – создание еврейского государства до прихода на землю Мошиаха – есть преступление. Потому многие вешали над дверью не израильский, а палестинский флаг.

Им не препятствовали. Но и рады не были. Пока они катились по тихим улицам – по краям дороги стояли люди, все в черном, в шляпах. Рядом с ними всегда были дети, много детей. Они недобрыми взглядами провожали федеральные машины, и было видно, что им тут не рады.

Бам! В стекло угодил камень или что-то еще, но так как стекло было бронированным, камень отскочил не оставив отметины.

– Притормози – сказал Баррет – не лезь на рожон, не приближайся…

Их Субурбан притормозил, потом остановился. Баррет достал свой планшет, начал что-то искать

– Что вы ищете, сэр

– Церковь. Или как там у них…

– Синагога, – послышалось с заднего сидения.

– Во-во. Синагога.

…

– Не следует идти по стопам других.

…

Евреи отнеслись к их визиту совсем недоброжелательно…

Все они были соблюдающими – меховые шапки, все в черном, на ногах вместо брюк какие-то гольфы, в руках камни. Не только арабы рождаются с камнями в руках – евреи не отстают. Но сейчас время было совсем другое.

Когда камни полетели в сторону машин, спецназовцы в ответ долбанули несколько человек Тазерами, а потом применили оружие. Один из ешиботников был ранен в ногу, другой в живот. Этого евреи не ожидали – камни кидать они перестали, но и сотрудничать не собирались. Кто-то пытался фотографировать, кто-то истерил, перекрикивая полицейские сирены.

– Что будем делать? – спросила Алиса

– Понятия не имею. Но я точно знаю, что мы делать не будем…

…

– Давай, найдем тут школу, или что-то в этом роде.

Иешиву – религиозную школу – они нашли. Но им там тоже не были рады…

– Что вам здесь надо? Уходите отсюда.

Баррет медленно выставил перед собой руки, ладонями вверх.

– Мир вам.

– Что вам надо? – повторил еврейский ребе, но уже без особой агрессивности. – Здесь вам не рады, уходите отсюда

– Я просто хочу поговорить. Я не буду ничего громить и никуда не буду врываться. Я ничего не заберу у вас. Я не принадлежу к вашей вере, но я хочу поговорить. Разве вы не можете со мной просто поговорить? Разве это плохо?

Ребе колебался.

– О чем вы ходите поговорить?

– Об Адаме Фротмане.

– Я ничего не знаю о нем! – Агрессивность вернулась.

– Я ни в чем вас не обвиняю. Но он вырос здесь. Разве вы не можете просто рассказать о нем? Каким он был? Как жил? Как рос?

Ребе подумал, потом кивнул.

– Хорошо, идите за мной.

В местной молельне они разговаривать не стали. Ребе привел их в какое-то место, похожее на небольшой клуб – со столовой, но без бара со спиртным. Сказал что-то на местном наречье, им принесли чая.

– Здесь вам не рады, – сказал он.

– Это мы уже поняли, – сказал Баррет.

– Зачем вы пришли? Вы знаете, какой сейчас день?

– Нет, не знаем. Но мы вынуждены выполнять закон, – Баррет быстро перевел разговор на другую тему: – Вы знали Адама Фротмана? Какой он был? Я не жду от вас, что вы будете вспоминать про него плохое и рисовать монстром. Расскажите, вы помните его?

– Мой отец его обрезал, – мрачно сказал Ребе. – Кто же знал, что он станет таким?

– В какой семье он вырос? Может его били в детстве?

– Семья Фротманов очень уважаемая семья. Мы много раз праздновали вместе еврейские праздники, и в их доме и в нашем… его никогда не били. Он…

Ребе задумался.

– Знаете… мы часто говорили. Я думал… он пойдет по пути праведников. Получит религиозное образование. Станет ребе.

– Почему вы так думали? – осторожно спросил Баррет

– Он… знаете, мы с ним много спорили. Наша религия очень сложная. Существует множество книг. Так вот, когда мы с ним спорили – Адам никогда ничего не принимал на веру, он требовал показать то место в книге, на которое я ссылаюсь. Меня это иногда так злило…

– О чем вы спорили?

– О чем спорят люди? О добре, о зле. Об истине. У Фротманов в роду ведь тоже были рэбе. Они связаны родственными связями с династией Тверских из Чернобыля. Вот почему это очень уважаемая семья.

Баррет с большим трудом сохранил бесстрастное выражение лица.

– Простите, я не расслышал. Тверские из…

– Чернобыля. Это такой город на Украине, когда-то почти полностью еврейский. Тверские – очень уважаемая династия, из них происходит Нахум Великий, из них рэбе Арон. Адам, кстати, хотел посетить Чернобыль. Он хотел увидеть место, откуда родом его семья.

И посетил?

– А что еще вы помните про него? Почему он уехал отсюда, почему решил учиться на журналиста?

Ребе долго молчал.

– Что еще я помню об Адаме… он очень болезненно воспринимал любую несправедливость. Очень. Он… вы мне не поверите.

– Поверим.

– Он говорил, что он против насилия. Говорил, что если на несправедливость отвечать насилием, это порождает новую и новую несправедливость. Он говорил, что словом можно добиться намного большего. Потому и пошел на журналиста.

Ребе вдруг закрыл лицо руками.

– Я не могу понять, как он мог так поступить… не могу… не могу… Ну, в общем-то, до какого-то момента он был верен себе. Даже там, в Ракке – он не взял в руки автомат, а возглавил пропаганду. Словом действительно можно добиться очень и очень многого… кто знает, скольких он подтолкнул к пропасти…

Баррет выждал момент.

– Еще пара вопросов, если позволите. Я понимаю, как вам тяжело, но… У него была девушка?.. Знакомая? Вы знаете кого-то?

– Не знаю.