Берроуз взорвался и наказал меня. Все отправились на ланч, а я должна была оставаться в заполненной дымом редакции до тех пор, пока не закончу составление детской страницы. И он добавил, что, если мне придется провести за этим занятием всю ночь, значит, так тому и быть. Он выдал мне параметры страницы и линейку ЕИПС[81], и они ушли на час… или два. Я сидела одна, охваченная тоской, когда Терри незаметно вошел в кабинет, быстро продиктовал все ответы [касательно формирования страницы] и тут же исчез.

Когда почтенные редактора вернулись, я извинилась, сделала вид, что дописываю последние указания для наборщиков, и в конце концов меня отпустили».

Хотя Терри провел в журналистике почти десять лет, он всегда чувствовал себя ближе к молодым репортерам. Начинающие журналисты постоянно передразнивали своих опытных коллег за спиной, хотя редко делали это грубо. Самые забавные столкновения и дикие побеги записывались в «Книгу», красный бухгалтерский журнал, заполненный шутками Пратчетта, Рейкрофт, Хауса и другими. «Книгу», увы, со временем потеряли[82].

Терри продолжал увеличивать свое творческое портфолио за пределами страниц Bucks и Midweek Free Press. Смайт и Бандер призвали его в качестве карикатуриста для своего нового замысла – «Исследования сверхъестественного и газета спиритуалистов». Там он выбил себе уголок юмора, назвав его «Зал волшебника», в котором описывались «эскапады правительственного “Первого исследовательского центра паранормальных явлений”». Превосходные карикатуры показывали, как сильно Пратчетт продвинулся вперед после первых сомнительных опусов Маркуса в Midweek. Кроме того, они были очень смешными, шутки вполне могли оказаться на страницах любой из книг Плоского мира, а также занять достойное место в The Beano[83]. «Зал волшебника» пережил семнадцать выпусков.

Между тем «Люди ковра» продолжали свой путь в мир через книжные магазины и библиотеки. Смайт даже сумел договориться об издании в Германии, где книгу перевели под названием Alarm im Teppichreich (Дословно: «Тревога в ковровом королевстве»). Немецкий издатель Сауэрландер отказался от иллюстраций Пратчетта и пригласил швейцарского художника Йорга Мюллера сделать набор изящных стилизованных (они и в самом деле получились элегантными) рисунков. Немецкий вариант книги получился невероятно красивым, с картами ковра и города Уэйра, хотя иллюстрации Мюллера в ряде случаев несколько искажали текст, в особенности в том месте, где раскрывали, что таинственное и страшное Изнашивание есть лишь нога гигантского человека. Издание Сауэрландера продавалось лучше, чем английский вариант книги Пратчетта.

Смайт и Бандер очень хотели издать продолжение, инстинкт подсказывал им, что молодой автор со временем еще раскроет себя. Поначалу Пратчетт планировал сочинить продолжение, где действие будет проходить в другом месте мира ковра, с совершенно другими персонажами. Его издатели с радостью согласились и подписали контракт для новой истории «Людей ковра». Но в конечном счете тому не суждено было случиться. Пратчетт потерял интерес к микроскопическому Средиземью и после почти семидесяти детских рассказов, вышедших за семь лет, почувствовал, что снова готов работать для взрослых, ведь теперь он и сам присоединился к их рядам. Он изложил свои соображения в письме к Колину Смайту в 1973 году, где написал, что хотя «вторая книга, вероятно, будет не хуже первой, она лишит ковер некоторой таинственности». По-видимому, он пришел к окончательному решению после разговора с другом[84], который убедил его, что приступать к продолжению, не имея в голове детально продуманной истории, это «эксплуатировать» первую книгу. На Смайта мысли Пратчетта впечатления не произвели. В эссе под названием Terry Pratchett: His World, представленной на выставке 2017 года, посвященной жизни Терри, он назвал этот совет «странным». Понять раздражение Смайта нетрудно: в конечном счете, продолжение было бы гораздо легче отправить на рынок и продать, чем оригинальную историю с другой целевой аудиторией. Однако проявите сочувствие и к Пратчетту. Он думал о ковре по меньшей мере с 1965 года; между тем шел уже 1973-й, и нельзя винить Терри, если ему захотелось поднять взгляд повыше, чем на несколько миллиметров.

В 1973 году Пратчетт оставил за спиной не только «Людей ковра». Через восемь лет после начала работы стажером он был готов покинуть Bucks Free Press – и Бакингемшир – навсегда. Его первый период в газете продолжался пять лет, и он стал превосходным репортером. Второй занял немногим больше года, и на этот раз – хотя его обучение не носило формального характера – овладел темным искусством заместителя редактора. Теперь Пратчетт знал, что такое расстояние между буквами, какие бывают шрифты и все прочее, стал мастером написания заголовков. Большую часть времени он провел, с головой погрузившись в язык, овладел умением придавать ему любую форму – и теперь был готов применить свои знания в других местах. В сентябре 1973 года Пратчетт занял должность заместителя редактора в Bath Evening Chronicle, в более серьезной газете, которая выходила шесть раз в неделю. В отличие от опыта в Western Daily Press, ставшей небольшим шагом вверх по короткой кривой, The Bath Chronicle[85] оказалась хорошей партией для Пратчетта. И хотя она была ежедневной газетой, Chron выходила тиражом тридцать пять тысяч экземпляров – менее чем в половину от Western Daily, – а потому имела более тесные отношения с читателями. Кроме того, она базировалась в небольшом городе и имела скорее сельскую направленность, что полностью устраивало Пратчетта; нечто среднее между непреклонной природой Western Daily и местным колоритом Bucks Free Press. Он останется там на пять лет.

Терри и Лин вернулись в коттедж, который купили в Роуберроу, в Мендип-Хиллс, и Пратчетт наконец распрощался с Bucks Free Press. Перед уходом он устроил вечеринку в своем маленьком доме в центре города, где Дженис Рейкрофт влюбилась в крошечных черепашек, которых Терри и Лин выращивали в саду. Она попросила отдать ей одну, но Пратчетт заявил, что она слишком безответственная. («Он несколько минут распространялся по этому поводу», – вспоминала она.) Годы спустя Рейкрофт стала успешным редактором газеты и настоящей легендой среди журналистов и отвечала за несколько различных изданий. Больше она никогда не встречалась со своим наставником лично, но получила от него последнее послание: