— Ты спрашивал откуда вы произошли, — начала женщина, подходя к нему все ближе. — История сохранилась в моей памяти, но воспоминания могут больно ранить тебя. Ты уверен, что стоит говорить об этом?

Орк поднял глаза и, откинувшись на спинку своего трона, молча дал согласие на разговор. Малена встала рядом с ним, присела на соседнее кресло, где должна была восседать королева. Орк хотел бы воспротивиться этому — Лориэль всегда была единственной кто мог сидеть рядом с ним, но так и не стал делать этого. Ответы сейчас были для него важнее королевских отношений.

— История всегда берет свое начало там, где все когда-то закончилось. Как Феникс рождается из пепла, чтобы презреть саму смерть и воспарить в небеса, так и мы все появились на свет из тела поверженного гиганта Мад'Рога. Великого хранителя неба, чьи ноги вросли в землю, а руки оказались прикованы к небу, не давая ему рухнуть на землю и раздавить все живое. Он был проклят на вечные муки за презрение к самому сущему. Боги заставили его служить им, поддерживая равновесие в мире. Все тогда было прекрасно. Не было ни войн, ни болезней. Сама земля плодоносила без труда со стороны и давала такой богатый урожай, что никто из Высших не знал потребности в еде и воде. Но однажды гигант устал своими силами кормить тех, кого он презирал. Бросив клич в самое небо, он призвал богов обратить на него внимание, на те муки, что он терпел, обеспечивая прекрасную жизнь тем, кто никогда в своей жизни не знал тяжелого труда. Однако голос его так и остался не услышанным. Они насмехались над ним и гигант реши наказать возгордившихся богов. Сжав своим руки, он напряг мышцы и разорвал небесные кандалы. Небо задрожало и вся его поверхность была готова рухнуть на землю, превратив прекрасный мир в одного сплошное пепелище. Увидев это, боги бросились спасать свой мир. Но гигант и слышать ничего не хотел. Все просьбы богов были пропущены им мимо ушей, как и они когда-то наплевали на его страдания. Гром известил о начале перемен. Молнии сверкнули на небосводе, расколов его на многочисленные куски. Наступали последние мгновения жизни. И в этот момент, самый сильный из богов ценой собственных сил обратил гиганта в скалу, заставив его держать небо и землю, но уже навсегда. Сила превратила непокорного Мад'Рога в самую большую гору, чья вершина теперь покрыта вечным снегом, а вокруг, у подножья распростерлись вулканические поля, вечно кипящие от гнева гиганта. Нам говорили, что часть тела великана распалась на части. Те, что составляли голову обратились в первых представителей Ордена, хранивших первозданные осколки Мад'Рога в плотной сфере мудрости. Волосы дали жизнь лесам, слезы — рекам, а та ненависть, с которой он закончил свою жизнь породила вас. Баррук, которому вы поклонялись многие столетия первым вонзил свой топор в гиганта, не дав тому сойти со своего места. Он стал олицетворением кровожадности, которую вы впитали с молоком матери и в наказание за это природа, породившая Мад'Рога превратила Баррука в уродливое чудовище, чьи потомки всегда будут носить на себе клеймо крови, той самой, пущенной им в минуты боя против гиганта. Ты образ и подобие своего бога, Шахгар, но он не всегда был таким. Когда-то в самом начале он был прекрасным мужчиной, чьей красоте завидовали сами боги, но именно тот удар и предрешил его дальнейшую судьбу. Никто не может сопротивляться ей. Ни люди, ни орки, ни даже боги. Она та судья, беспристрастная, неподкупная, чьей воле подчиняются все без исключения. Говорят, что именно там, где все закончилось и в то же время началось, можно попросить прощение у природы за содеянное и вновь вернуться к своему первоначальному виду.

— Что? — переспросил Шахгар.

— Не знаю правда это или нет, но предания говорят именно так. В вулканических полях все можно повернуть вспять, однако никому этого еще не удавалось.

Наступило молчание. Малена не соврала, сказанное ею очень больно ударила по нему. Внутри все сжалось и ненависть к самому себе еще сильнее вскипела в нем.

— Но это в будущем. Кто знает, может и судьба сделает для нас исключение.

Он ждал ее уже очень давно. Потребовал, чтобы, как только она появится в королевстве ему тут же об этом сообщили. И вот наконец этот момент настал. Его дочь вернулась к своему отцу в свой родной дом. Прошло много времени и радость встречи с любимой Сатифой не могла быть испорчена ничем.

Она въехала в центральные ворота королевской крепости и в сопровождении ликующей толпы и охранников отца, проследовала так до самого входа, где ее уже дожидался Сиддик. Он лично решил увидеть свою ненаглядную дочь. Единственного ребенка в семье, чьи таланты и навыки давно превзошли силу родителей что не могло радовать и немножко настораживать самого отца.

Он обнял ее и быстро повел вглубь, попутно расспрашивая о ее самочувствии в дороге.

— Все было хорошо, отец, я нормально пережила дорогу. Погода нынче радует своей послушностью. Мне даже не пришлось применять волшебство чтобы спокойно и в безопасности добраться до дома.

Сиддик был рад словам дочери. И хотя он видел ее грустный, даже в какой-то мере недовольный взгляд, все же продолжил говорить о ней, стараясь отложить разговор о планируемом захвате Тройтистских долин на потом.

Халиф был высоким человек. С черными аккуратно зачесанными волосами, с худым лицом и острым подбородком. Его глаза оказались такими же черными и бездонными, как и у ее дочери, хотя время от времени в них все же появлялось нечто на подобии зрачков.

Проведя дочь в соседние помещения, он приказал многочисленным слугам подать на стол, а наложницам заняться своими делами.

Женщины вышли, оставив их наедине, лишь одна, самая молодая так и осталась стоять на своем месте, склонив покорно голову и ожидая какого-то особого приказа.

— Что не так? — рыкнула Сатифа, но тут в разговор вмешался сам Сиддик.

Его молодая жена была еще не в курсе как себя стоит вести рядом с дочерью Сиддика, поэтому несколько опешила с ней, как с любимой женой халифа так позволяют разговаривать.

— Я разберусь.

Он попытался успокоить свою дочь и лично выпроводил молодую жену, попутно о чем-то ей говоря. Когда же последние признаки ее присутствия скрылись за плотно закрывшимися дверями, они наконец смогли спокойно поговорить о самом главном.

Сатифа взорвалась проклятиями. Ее голос стал грубым, жестким, ругань полилась из прекрасных губ и все что оставалось делать Сиддику и с недоумением наблюдать как его прекрасная дочь, словно последний сапожник, проклинает все на свете самыми последними словами.

Когда же гнев достиг своего апогея и руки женщины сжались и начали искриться готовой выпалить в разные стороны магией, он быстро подбежал к ней и заставил успокоиться. В гневе Сатифа была страшна как самый ужасный ураган, как песчаная буря, коих он на своем веку повидал очень много и ни одна из них не могла сравниться по разрушению с гневом любимой дочери.

Все стало сразу понятно. План провалился, но цели все же оставались прежними.

— Он был почти мой. Почти! Если бы не эта мразь, мы бы сейчас пировали на костях этих беспомощных.