Затем, на полпути к мосту, я увидел бункеры. Три из них стояли почти впритык друг к другу, и в каждом находилось по три пулемета. Если они принадлежали русским, это значило, что мы не дойдем до моста и вряд ли что-то сможем сделать. Почему они находились с правой стороны дороги? Мой мозг лихорадочно работал. Бункеры были похожи на двухэтажные дома, просто фантастические по своей крепости, но, как ни странно, я никого не видел ни внутри, ни поблизости. Немедленно повернув направо, мы открыто направились к ним. К своему облегчению, подойдя ближе, мы увидели, что пулеметы не заряжены и абсолютно не готовы к бою, хотя и направлены в сторону немецкой границы. Я благодарил Бога за то, что со мной был еще один отряд – тридцать лучших бойцов, способных на многое, но сейчас, когда среди нас шли русские, просто невозможно было что-либо предпринять. Чтобы не оказаться под подозрением, я, стараясь говорить неоднозначно, дал приказ первому отряду встать на охрану бункеров и, что бы ни случилось, не покидать своих постов. Затем добавил двусмысленно: «Если что, стрелять без предупреждения!» Мои люди все прекрасно поняли, и русские тоже, только в другом смысле. Отряд разделился на три части, и каждые десять человек взяли под свою охрану по бункеру. С остальными, восемь из которых были русскими, я продолжил свой путь к мосту. Перепуганные, они спрашивали у меня:

– А где же немцы?'

– Наши вовсю гонят их назад, – ответил я беззаботно, – сейчас русские уже входят в Германию.

Эти слова придали им храбрости. Затем я приказал двадцати бойцам – десяти своим и десяти русским – зарыться в землю в ста метрах от моста на немецкой стороне. Дальше мы не пошли. Дорожные лопатки у нас были с собой. Из десяти своих для охраны я поставил по пять человек с каждой стороны моста. Мальчики, находившиеся на той стороне, неистово копали и поэтому сейчас уже были здесь. Они установили два пулемета, реквизированные у охранников на мосту, и это было все, что мы могли сделать.

Отряд, находящийся в бункерах, открыл огонь по наступающему батальону русских, которые пытались подобраться к мосту незаметно. Оставив Вилли за главного, я рысью кинулся к бункерам. Русские пули сыпались как песок, и, чтобы попытаться достичь ближайшего бункера и избежать смерти, мне приходилось то бежать, то ползти. Таким образом пробравшись по берегу реки, я дошел до ближайшего бункера, на последнем издыхании. Попав к своим, первым я встретил оберфенриха Крюгера, метавшегося, не находя себе места. Он рассказал мне, что целый батальон русских был готов атаковать бункеры, но никто из отряда не собирался так просто сдаваться.

– Мы начали рыть траншею – она ведет к четвертому бункеру, а русские ползли со всех сторон, как муравьи. Сейчас единственный способ, которым они могут добраться до нас, – это подземный путь, – добавил он.

– Но ведь другие проходы все еще остаются свободными? – спросил я встревоженно.

– Конечно, и у нас имеется телефонная связь. Телефонные провода идут через туннели. Нам бы сюда еще комнату отдыха, и здесь было бы не хуже, чем в хорошем отеле.

К сожалению, пушки, стоявшие снаружи, хотя они и были направлены на немецкую границу, совершенно ничем не могли помочь нам отразить нападение батальона. Но все же здесь, в тылу, находилось четыре пулемета, поэтому мы могли довольно долго отбиваться от русских.

– Как у нас с боеприпасами? – спросил я.

– Тонны, – ответил Крюгер. – Достаточно, чтобы продержаться здесь месяц.

– Слава богу, – сказал я.

В следующее мгновение он схватил меня за плечо и потащил за дверь. Мы не успели заметить, что попали под обстрел.

Вот теперь мы были на настоящей войне. Может, нам и не хватало опыта на практике в военном деле, но зато в теории нам не существовало равных. Русские продолжали палить, но мы находились глубоко в бункерах, и они при всем желании не могли нанести нам вреда. Они могут прикатить танк, чтобы хоть как-то попытаться нанести ущерб бункерам, и я усмехнулся, подумав о том, какую досаду должны чувствовать враги из-за того, что их главный оплот теперь направлен против них же самих. Оставшись полностью удовлетворенным ситуацией, сложившейся в первом бункере, я проследовал по подземному туннелю во второй. Следуя по освещенному участку, я натолкнулся на фенриха Линца.

– Все под контролем, – доложил он мне. – Но русских снаружи больше, чем можно повстречать на московских улицах.

– Это не надолго, – заверил я его. – Главное – не дать им приблизиться к мосту.

Третий бункер, ближайший к мосту и видневшийся с другого берега реки, был для нас удобнее всех остальных. Орудия, установленные там, располагались под тремя различными углами, и мы могли использовать их против русских наступающих с границы и тем самым прикрыть свой отряд на мосту. Также пушки защищали дорогу, поворачивающую направо и ведущую на юг. Удача была на нашей стороне. Сейчас русские бросили все свои имеющиеся силы на мост, поэтому мальчики, находившиеся там, нуждались в любой помощи. Я не мог знать, что происходит у русских, пытающихся прорвать оборону, но я видел, что наши ряды пока еще держались, так как они отвечали огнем на огонь с обеих сторон моста.

Пять часов. Новый день встретил рассвет запахом пороха и языками пламени. Из Тауроггена русские пригнали шесть танков «Т-36» и остановили их напротив среднего бункера. Ближайший из них к Тауроггену пытался уничтожить бункер, но это занятие можно было сравнить с бросанием камней в кирпичную стену. Ребята в бункере работали не покладая рук: в течение последнего часа они демонтировали противотанковые орудия и один из пулеметов, они поставили на их место более тяжелые установки, тем самым обеспечив свой тыл. К тому времени, когда я дошел туда, они уже были готовы к бою. Фенрих Ханс после первой пулеметной очереди подбежал и радостно обнял меня. Возможно, эта реакция была не вполне свойственна военной обстановке, но для меня это не имело значения. Первые же выстрелы оказались роковыми для русского танка.

На мгновение все смолкло. Русские покидали свои позиции. Видимо, им было несдобровать. Мы сидели напряженно, вглядываясь, вслушиваясь и ожидая чего-то. Прошло около пяти минут, а потом снова началась пальба, но уже с другого угла. Это была их самая большая ошибка. Бункер, ближайший к мосту, теперь держал их под обстрелом, и теперь оттуда открыли огонь из двух сверхдлинных гаубиц. Сначала дымовая завеса, затем противотанковая атака, и мы вынудили русских к новому отступлению. Все происходило молниеносно.

Шесть часов. Из-за огня и дыма я больше не видел моста, и трудно было представить, держится ли там еще наш отряд. Русские полностью окружили бункеры, а мы продолжали направлять на них их главную надежду. Про себя я думал: «Скорее бы наступил тот день, когда адмирал Канарис услышит об этом!»

Неожиданно один из ребят подбежал ко мне и прокричал:

– Ты только пойди взгляни на это!

Я помчался вместе с ним на наблюдательный пост. Огромный шеститонный танк катился прямо на нас, и находился он под таким углом, под которым стволы наших пушек не могли дать отпор. А его дула уже были подняты, поэтому я немедля прокричал остальным: