– И ты считаешь, что права, – тихо сказал Лоран. – А если они снова начнут передавать свои тайные сообщения? Уже с согласия Галасоюза? И опять будет война? Ты подумала об этом, ma chere?

– Права? – Она засмеялась. – Господи, Лоло, я даже не знаю, права ли была, что улетела с Земли. Может, надо было остаться в Ирландии. Может… А… – Она махнула рукой.

Он молчал.

– Но если у нас и есть какой-то долг, – проговорила Шивон. – Если у нас есть – долг…

Она не договорила.

Лоран убрел обратно на прием; Шивон снова осталась одна. Подобрала ноги на сиденье шезлонга. Вгляделась в темноту. Где-то там плавала ее зеленая планетка.

Как это будет?

– Siobhan Ni Leod is ainm dom, – прошептала она черному одиночеству за стеклом. – Do rugadh me san Domhan…[9]

Примечание автора

Есть такой журнал – «Юный техник», он устраивал конкурсы фантастических рассказов на Самиздате. И кто-то из организаторов однажды посоветовал: пишите о той профессии, которой вы владеете, – но в космосе. Я тогда была на каком-то курсе иняза и профессию знала единственную – лингвист. Вот лингвист у меня в Пространство и отправился. Не помню, как звали этого доброго человека, организатора, но Шивон родилась именно благодаря ему и с тех пор налетала уже немало парсеков. От автора она получила туманное северо-ирландское прошлое и с трудом читаемое имя. Помню, в каком-то комментарии ее назвали «израильским ученым» – видимо, где Шивон, там и Шимон, и Гивон…

Инспектор-стажер Легуэн прибыл в Пенн-ан-Марв промозглой весной. Был март, месяц ветров и забастовок. Стажер высадился из реннского поезда и едва успел на автобус. Последний автобус, в семь тридцать пять вечера. Пенн-ан-Марв назывался городом – там имелись мэрия и полицейский участок. Все городское на этом кончалось. Угрюмая бретонская деревушка, одним краем уходящая в лес и похороненная в оставшемся от зимы снегу.

К тому времени о Корригане в Пенн-ан-Марв говорить уже перестали.

* * *

Не то чтобы он был в участке лишним. И так людей не хватает, не говоря уж о забастовках. Но сперва, конечно, все морщились – новенький. Комиссар Легерек страдал затянувшимся гриппом. Он сам два года назад был здесь новой метлой, но об этом уже не помнили.

– Бретань, – кашлял Легерек. – Три месяца у нас холодно, а все остальное время – замерзаем к черту.

Покашлял и сдал новоприбывшего на руки помощника. Белобрысый инспектор Пеленн, сам стажера старше года на три, картинно вздохнул, потянулся, ноги на стол положил. Пометил территорию.

– Здесь тебе не Париж, – говорил инспектор Пеленн. – Дел-то у нас тут – сорока утащила фамильную брошку. Кража года. За что они тебя сюда сослали, хотел бы я знать.

За что его сослали, стажер не сказал, а глаза заблестели:

– А как же Корриган?

– Такой раз в сто лет случается, – сказал Пеленн. – Думаешь, на твою долю еще один перепадет? Шиш…

Убийца – Корриган, как прозвали его журналисты, – на целый год выдернул Пенн-ан-Марв из привычного спокойного безвестия. Четыре человека было убито за год, причем таким способом, что хоть рассказывай американским туристам. Всех четверых нашли повешенными в лесу. И все жертвы оказались приезжими.

Корриганом он стал, потому что по одному убитому пришлось на каждую веху кельтского календаря.

* * *

Они сидели с инспектором Пеленном и отмечали первое дежурство стажера. Пеленн вытащил откуда-то бутылку шушенна. Его оказалось нетрудно разговорить. О чем еще рассказывать холодными весенними вечерами. Выговор у инспектора был местный, вместо слов во рту будто галька.

– Никто вначале ума не мог приложить. Думали, кто-то посторонний прокрадывается по лесу. Ходили, лес прочесывали – ничего. Да его не слишком-то и прочешешь. Действовал этот маньяк чисто, ни одной улики ребята не подобрали. Сук, веревка – вот и все. И только после последнего убийства смогли отыскать доказательство. У той студентки – которую последней повесили – был браслетик. Плетенный из ниток. Знаешь, как у хиппи.

– Фенечка, – кивнул стажер. Он не был уверен, что шушенн позволен на работе. Но здесь не Париж.

– И нашли этот браслетик в кармане пальто у Мишеля Бризу. Порванный. У него жена пожаловалась соседке – мол, дома не ночевал. А сказать той соседке – все равно, что передать по «Радио Брейз». Мы проверили, когда его дома не было – и аккурат вышло все четыре убийства. Съездили за ордером, пришли с обыском. Он пропал. Пока суть да дело, отыскали его ближе к утру. На такой же самой веревке болтался, с той только разницей, что никто его не душил. И признание в кармане.

После третьего стакана шушенна инспектор покрепче уцепился за стол и сказал:

– И все так хорошо сходилось. И повесился сам, и признание в кармане, и браслетик…

Стажер раскрыл глаза. Сам он потягивал пока первый стакан.

– Раз ты теперь из нашей кухни, Легуэн, я тебе скажу. Поймали-то не того.

– Как – не того?

– А вот так… Душил этот парень удавкой. Сперва душил, потом вешал – такой метод. И та девчонка – Бишоп, как ее там – боролась с ним, пока он ее душил. И частички его кожи, которые у нее под ногтями остались, мы отправили на анализ ДНК. Пока пакет дошел до города, пока там сделали анализ, пока он вернулся – судья уж приготовился дело закрывать.

Пеленн вылил остатки шушенна в стакан Легуэна, бросил пустую бутылку в мусорную корзину и захоронил ее под смятыми листами бумаги.

– А ДНК оказалась не та. Только мало кто об этом знает. Мы сперва замалчивали, думали – он расслабится и покажется. Но все прекратилось. Ни одного убийства с тех пор.

– И что?

– И ничего. Официально дело все еще открыто.

* * *

Дни шли один за другим, неповоротливые и промозглые. Комиссар Легерек вернулся на работу, обчихал все бюро, заразил секретаршу, снова взял больничный.

Легуэн дежурил по три ночи подряд. Как любого стажера, его отправили копаться в архивах. В прочной тишине ему было не по себе. Церковь недалеко уныло вызванивала каждые полчаса.

Какие-то старики доложили: молодежь буянит. Поехали с Пеленном на вызов, послушали «Ю-Ту», гремевший из окна. Постучались, велели сделать потише.

Позвонил ребенок, весь в слезах: кошка не может слезть с дерева, а пожарных надо вызывать аж из административного центра. Отправились с Пеленном снимать кошку. Первым на дерево полез стажер, на полпути разорвал рукав, сполз.

– Неумеха, – покачал головой инспектор, вскарабкался сам. Киска расцарапала ему лицо.