Короче. У нас это… Ну, интимные отношения редко. Нет, так все хорошо. Уважение там… Сын вот… Но жена говорит — редко.

А чё редко? Раз в месяц. Иногда два… Тут же желание должно быть, правильно? Как есть — так и все. И нормально, значит. Разве это болезнь?

— А у вас всегда так было?

— Как? А чего это, правда, мало? Я ж не знаю. Я ж не интересовался, как там у кого и чего. Мне — нормально.

Жена моя доктору — ну, у которого я депрессию лечил — рассказала. Преувеличила, значит. Сказала, что раз в три месяца. Не так. В месяц раз бывает. Иногда.

Ну и доктор спрашивает меня:

— Вы, — говорит, — честно мне скажите: может, у вас есть кто на стороне? Может, вы специально разыгрываете такую асексуальность, чтобы жена не заподозрила? Я, — говорит, — даю вам честное слово, что жене вашей ничего не скажу, только мне надо знать правду для правильного лечения.

Я ж говорю: жене не вру. Зачем мне еще кто-то? Я жену люблю, уважаю, значит. Вот кто ей сказал, что чаще должно это вот быть, в смысле интима? Раз в месяц — полтора считаю нормально.

— И у вас всегда так? С юности?

— Как так? Ну как? Я вам честно скажу: мне это все не нравится особенно. Нет, приятно, конечно, но есть вещи и более приятные, значит. Так с юности пошло. Ну, с первого раза. Чего-то у меня там не получилось… И второй раз тоже… Главное, помню, что девушка хорошая была. Красивая, добрая. Однокурсница старшего брата. А вот что именно не получилось, не помню, значит. Я вообще неприятное стараюсь побыстрее забыть.

Нет, ну потом там еще всякое бывало иногда, значит. Потому что женщин же вообще много… И чего-то бывало. Но как Светку встретил — отрезало. Только с ней. И нормально, по-моему.

А ей мало. К вам прислала. Вы тоже считаете, что во мне что-то не так?

Я, например, так не считаю.

— Иван, вам надо пойти к доктору и все ему честно рассказать. Я уверен, что причина вашей депрессии кроется в вашей асексуальности.

— В чем? Да я слова такого не знаю, а вы, значит, говорите.

Вы ж не Бог, можете ошибаться. Правильно? Я так Светке и скажу: мол, ошиблись вы. Врать потому что не умею ей. А если правду сказать — она ж по врачам загоняет.

Нет, конечно, если вы считаете, я могу и чаще, значит, попробовать. Если так положено. Только я чего-то вам, доктор, не верю. Вот не верю я вам — и все… Так вот, значит.

* * *

Не помню наизусть, что сочиняю.

Открыл свой молчащий телефон. А там записано у меня все… Ну, что сочиняю иногда еще. Зачем-то… И чего меня вдруг понесло?

Ира посмотрела на меня удивленно.

Марина, 30 лет, бизнесвумен:

— Вот о чем с мужиками говорить? Не знаю… Правда, не понимаю, как отношения строить.

Про природу-погоду — не интересно. Если там по бизнесу он чего понимает — можно еще малёк поговорить. А потом чё? Только начнешь о главном, о сути, о любви, например, — они теряются. Не хотят говорить.

Поэтому влюбиться никак не получается. Их крутится вокруг — рой. А влюбиться не получается. Мне тридцатник пробило. Детей хочу. Но — чтобы в семье и чтобы в достатке обязательно. Обязательно.

Я в бедности росла. В крутой такой бедности. Маленькая стояла около витрины игрушечного магазина и понимала, что никогда — ни-ко-гда! — у меня не будет такой куклы. Мордой стены пробивала, ложилась подо всяких, извините, но вылезла из бедности. И больше не хочу туда.

— Вы сейчас очень богаты?

— Не очень. Мне еще надо мой «Порше» на новый «Бентли» поменять. На «Бентли» ездили? Шикарный автомобиль! Мягко так идет, как нож по маслу.

— Скажите, а если бы хороший человек, красивый, умный, приехал на свидание на «Мазде», у вас мог бы быть с ним роман?

— Исключено. Если он не смог на приличную машину заработать, на хрен он мне нужен?

— А с Пушкиным у вас мог бы случиться роман? Он был очень талантливый, гениальный даже, но не очень богатый.

— Исключено. Я больше бедности не хочу.

Послушайте, я понимаю, куда вы клоните. Вы меня сейчас лечить начнете, что богатство не главное? Думаете, я эту фигню не понимаю, что ли?

Я тут сидела с каким-то мужиком в Париже… Или в Брюсселе… Не помню… Вот сидела и думала: «Предположим, у меня сейчас появится новая сумочка „Луи Витон“ — стану ли я счастливей? Нет. Мне нужна любовь». Так остро захотелось, чтобы рядом сидел не какой-то очередной, а любимый человек. Я прям представила… Брюссель… Или Париж… Не важно, не помню. Красиво все вокруг, и мы, влюбленные…

Я даже вскочила и убежала от него. Он, бедный, не понял ничего.

Я хочу замуж. Но я не понимаю, как найти мужа, и, главное, как распознать в мужчине, что он может быть моим, как говорится, до доски гробовой. Для этого разговаривать с ним надо. А я не знаю, как с ними разговаривать.

— Марин, а зачем вам муж?

— Он должен меня обеспечивать, давать ощущение стабильности, удовлетворять мои потребности в роскоши.

— Все это дает банк.

— Шутите? А мне еще понимание нужно.

Нужно, чтобы он руку положил на коленку, а меня искра пробила. Чтобы я могла поплакать у него на плече. Чтобы секс был хороший, мне это важно.

Почему-то все считают, что если человек добрый, понимающий — обязательно бедный. А если богатый, то непременно кретин. Так бывает, да, кто спорит? А что, по-другому не случается?

Разве богатый человек не может быть понимающим и умным?

Бедных я сразу отсекаю. Тут вообще никакого разговора быть не может. Я не хочу в свое детство возвращаться. Я в одиннадцать лет в магазинах свеклу воровала. Клала ее в пакет с картошкой, чтобы за нее не платить. Так больше не хочу, понимаете?