И так несколько раз.

- Красивый, правда? – шепнула я.

- Когда? – прохрипел он.

- Утром. Пока ты спал.

На бумаге был нарисован Эмин. Нежный, безмятежный, домашний. Я только такие рисунки показывала сыну – пахнущие любовью.

- Вот, здесь любовь. Любовь на рассвете. А то, что ты делаешь сейчас, это безумие. Ты снова делаешь мне больно. Понимаешь?

Мы съехали на обочину. Эмин выхватил бумагу из моих рук и начал вглядываться.

Мы не остановились, нет. Это временное выздоровление. Он повезет меня дальше и ни на секунду не остановится.

- Это не я, - выдавил Эмин.

Его густые брови сошлись на переносице. Он не мог понять, что было не так на рисунке. Правду знала только я. На бумаге слились воедино лица Эмина и его сына.

О котором он еще не знал.

- Я так вижу, - увильнула я.

Эмин сложил бумагу вдвое и спрятал ее в бардачке. Отобрал у меня портрет, забрал себя у меня.

Ничего, нарисую новый. Если вернусь домой. В голове сохранился образ безмятежного Эмина.

- Ты счастлива? – процедил зверь.

Я молчу.

Тяжело дыша, Эмин упирается лбом в руль. Я остановила зверя. Любовью. Надолго ли?

- Ты счастлива? – повторил он, - я велел тебе быть счастливой. А ты выбрала старика. Замуж за него собралась. Ты думаешь, что он лучше меня? Розовый пони? Что Алиев безвинный? Или ты без кайфа жить не можешь, да?

- Остановись, Эмин, - взмолилась я, - я еще не дала ответ. Но это не имеет никакого значения, - глухо выдавила я.

Я успела вытереть слезы прежде, чем Эмин обхватил пальцами мою шею. Крепко, лишая воли.

Его надсадное дыхание пугало. Мои руки молниеносно уперлись в тугую грудь, обернутую в черную рубашку.

- Я видел тебя на вечере, - прохрипел он, - знаешь, как невыносимо было сидеть и изображать равнодушие? Смотреть тебе в спину. Наблюдать, как ты уходишь. С другим.

- Мы были первый день знакомы, - я отчаянно закачала головой, - я работаю на него. Тогда нас больше ничего не связывало.

- Что за игру ты ведешь, маленькая?

- Я не…

- Ты слишком много знаешь, Диана. И многих. Меня. Анархиста. Его смерть знаешь. Смерть Андреева. В курсе дел с Расторгуевым. С Локманяном. Мне продолжить?

- Не нужно.

- Ты знаешь, что делают с такими людьми, как ты?

- Что же, убьешь меня? – я горько усмехнулась, - я бы никогда не предала тебя. Дамир ничего не знает.

- Тогда зачем ты с ним? Ты хотела спокойной жизни, и я тебе ее дал. Отпустил. Но Алиева выбирать я не разрешал.

Эмин повысил тон.

И приблизился.

Очень-очень. В губы дыша. В глаза яростно смотря.

- Дамир сам меня нашел. И защитил, когда твои люди, между прочим, в дом бабушки ломились!

- О чем ты? – Эмин напряженно застыл.

- Твой Хаммер приезжал к нам. Двое бандитов хотели обыскать дом и угрожали бабушке! Дамир приехал и заставил их убраться.

- Это был не я.

Я не ответила. Эмин сильнее стиснул челюсти, ему неприятно мое недоверие.

- Как они выглядели, маленькая?

Эмин успокаивающе погладил меня по щеке. Большой палец грубо скользил от скулы до губ и обратно.

Он остывал.

Мой рисунок совершил чудо – успокоил зверя.

- Высокие. В черных очках. Их было двое и у них было оружие.

- Я бы послал Колю. Я узнаю, кто это был.

Я промолчала, выбравшись из его объятий. Отпрянув на пассажирское подальше от тепла и ласки – погода в душе Эмина слишком переменчива, все может измениться вмиг. Рядом со зверем ласка часто сменяется болью.

Тишину салона нарушила мелодия. Звонили не мне – Эмину. Он посмотрел на экран и нахмурился. Сбросил раз, сбросил второй. На третий он просто выключил мобильный.

Однако, проворный женский взгляд уже успел прочитать имя звонившего.

Я с тоской посмотрела на Эмина.

- У тебя кто-то есть. Я права?

Не знаю, зачем я задала этот вопрос.

Ответ на который заведомо мог ударить по мне сильно. Очень больно.

- Есть. Называется таблетка. 

Я замерла, прислушиваясь к тишине.

В сердце тоже была тишина. Смертельная. И я следом за этим глупым сердцем погибала. Я отвернулась, кусая губы. Они уже все израненные - и вовсе не от поцелуев Эмина.

А от его слов.

Эмин не смотрел на меня – он уткнулся мокрым лбом в руль и дышал, дышал… больно и горько. Конечно, есть. Он мужчина. Свободный. Завидный холостяк Волгограда, пусть и с дитем.

- Тогда куда ты меня везешь? – мой чужой голос играл разной тональностью.

Высокий, низкий. Дрожащий. Писклявый. Уродливый голос. Пять слов, пять разных голосов.

- В сердце. Обратно. В нем пусто, Диан.

- Открой машину. Выпусти меня.

- Нет.

Ему было трудно говорить.

Я сжала руки в кулаки. Ногти впились в кожу, да и черт с ними.

- В сердце очень холодно. Как и дома. Без тебя.

- Теперь в нашем доме не холодно, если ты с ней, - выдавила я.

Без упрека.

На упрек не имею права – я сама сбежала. Много лет назад.

- Я же сказал: это таблетка. Я не с ней. И я живу один, - процедил зверь.

А затем склонился надо мной и насмешливо прошептал:

- Неужели ревнуешь, глупышка? 

Я повернулась к Эмину, наспех вытерев слезы. Они ни к чему.

- Я не могу ревновать. Мы в разводе, ты забыл? 

Мой голос дрогнул. Я последние буквы прожевала и в который раз тщетно подергала ручку. Безысходность. Полная.

Эмин дернулся ко мне, его пальцы обхватили шею и чуть сжали. Несильно. Он хотел что-то сказать, но не успел: в зеркала заднего вида ударил яркий свет прожекторов.

Оказывается, за окном давно шел дождь. Сильный, и тучи под стать дождю накрыли небо сплошным полотном. Стало пасмурно, неизвестные машины стремительно скидывали скорость, съезжая на обочину и пристраиваясь позади нас.

- Твой жених пожаловал, - Эмин оскалился.

Эмин сразу понял: Дамир гнался за мной.

- Отпусти меня, Эмин. Не начинай войну.

- Войну начал он, маленькая. Когда положил глаз на мою жену.

- На бывшую жену, - поправила я.