Действительно, синьор Буонарроти увидал плетеное кресло с высокой спинкой, в котором расположилась корпулентная синьора. Руки синьоры были притянуты к телу поверх одежды крепкими сыромятными ремнями. Голова несчастной запрокидывалась в конвульсивных движениях, слюна истекла из ее широко раскрытого рта, а две сестры склонялись над нею, утирали подбородок куском холстины и пытались удерживать голову, чтобы несчастная не повредилась во время припадка.

Хороши ли финансовые дела монастыря?

Ключница улыбнулась несколько шире, чем надлежит сестре-картезианке. За монастырем записаны обширные земельные угодья, на них трудятся арендаторы. Часть земель занимают виноградники, имеются и винные погреба. Кроме того, они получают солидные донации от родственников убогих. Безумие может постучаться в каждый дом, не разбирая бедных и богатых, поэтому состоятельные люди охотно вносят солидные суммы на монастырские нужды.

Воздух здесь здоровый, но если кому-то случается заболеть, из Флоренции приезжает врач. Не какой-то голенастый шарлатан, а солидный ученый, с университетской степенью. Хотя матушка-аббатиса сама искушена в медицинском знании, готовит и отвары, и порошки, и сиропы. Даже кровь может отварить, если придется. Их монастырская община невелика, но матушка Мария на хорошем счету, ее повсюду уважают. Бывает, сам епископ приезжает сюда служить по праздникам, так что на украшение храма здесь не скупятся. Когда перестраивали церковь в последний раз, заказали расписать алтарь самому синьору Боттичелли.

Ключница сбавила шаг и указала в сторону здания церкви, спросила:

— Желаете полюбоваться, синьор?

— Как-нибудь обойдусь, — раздраженно ответил скульптор. — Вот если бы в ваших стенах нашлись изваяния, которые достойны осмотра…

— У нас есть, есть! — оживилась ключница. — Нам пожертвовали одну совсем недавно, совсем старую, еще со времен язычников. Идемте, я отведу вас к ней, синьор Буонарроти!

Скульптор прибавил шагу.

Нет, он не ожидал встретить на монастырских задворках то самое изваяние, тем более, что скульптура была хороша на свой лад. Но все равно чувствовал себя разочарованным. Он оказался лицом к лицу с сильной и статной женщиной в тунике, чью голову венчала гигантская башня, способная уместить целый город. Странные, невиданные твари замерли на часах у ее ног, препятствуя изваянию самовольно покинуть постамент и пойти разгуливать по окрестностям. Львиные тела стражей были покрыты птичьими перьями, но не имели крыльев, зато обладали круглыми совиными головами с глубокими пустыми глазницами. В дни величия греческих полисов, глазницы зверей заполняли драгоценные камни, а саму статую покрывал слой яркой краски, вероятно, потому ее поверхность сохранилась хуже, чем у мраморного Вакха. Под немигающим взглядом ключницы он обошел статую вокруг и даже провел пальцами по поверхности камня, чтобы ощутить все щербинки и сколы камня.

Статуя подлинная!

Он чувствовал, как пальцы покалывает биение времени: особое удивительное ощущение, которое неминуемо захлестывало скульптора, стоило ему прикоснуться к древнему камню. Некто пристально следил за его движениями, затем его слуха достиг звук шагов. Ветки, покрытые запоздалой листвой, раздвинулись, пропуская на дорожку матушку Марию. Задрапированная в светлый плащ, аббатиса удивительно напоминала Кибелу, если бы не большая белая муфта из белоснежного меха, в которой она согревала руки. Кивком головы настоятельница приветствовала гостя, а затем возложила ладонь на макушку каменного зверя.

— Это Кибела. Матерь языческих богов. Рассказывают, она лишала разума своих служителей. Во время мистерий они танцевали под грохот тамбуринов, пока холод и жар охватывали их одновременно, их души перемещались в иные сферы, а разум помрачался. Богиня наблюдала за их дикими телодвижениями и была готова в любой момент возвратить им разум. Ей приписывали способность исцелять припадки безумия, как и Вакху, которого почитали так же под именем Диониса. Да, в древние времена такое было возможно. Финикийцы и греки владели знанием, как исцелять многие недуги…

Настоятельница сжала каменные пальцы изваяния, словно здоровалась с доброй знакомой, и горько улыбнулась:

— Я знаю, что такое безумие! Мой отец впадал в жуткое неистовство под воздействием алкоголя.

Его накрепко запирали в темном чулане, пока не уймется. Вся семья жила в страхе, что известие о его безумии разнесется по всему городу — ведь он занимал серьезную должность в Синьории и лично вел дела. Один лекарь присоветовал отцу принимать настойку опия, чтобы уменьшить тягу к спиртному. На время ему стало лучше. Но ненадолго, припадки вернулись и сделались еще страшнее. Он сжег весь дом…

Аббатиса замолчала, потом продолжила, ее голос звучал тихо, едва слышно.

— Жаль, что это лишь каменный идол. Он никому не поможет. Я сколько себя помню, мечтала научиться выводить людей из тьмы безумия. Читала ученые книги, слишком тяжелые для девицы, заводила дружбу с медиками и наконец, закрыла двери в мир, чтобы предаться это науке. Обычных людей безумие пугает — сумасшедших постоянно истязают, часами держат в холодной воде, заковывают в цепи или связывают. Но мало кто пытается заглянуть в иные миры, где томится их разум…

* * *

Пристальный взгляд продолжал сверлить переносицу Микеланджело, а когда он поворачивал голову, переползал на затылок. Ключница давно удалилась хлопотать по монастырским делам, сам матушка Мария беседовала скорее со статуей Кибелы и не смотрела в его сторону. Ни зверя, ни птицы, способных уставиться на него, поблизости не было. Стальная игла взгляда не отпускала, ему стало сперва тревожно, потом страшно.

— Действия безумцев не случайны. Они живут по законам выдуманного мира, где пребывает их разум. Если понять, что происходит в их особенном мире, действия безумцев становятся очевидными и предсказуемыми. Подумайте, синьор, в каком мире живет человек, которого прозвали «нагим душителем»?

— Что? — Микеланджело энергично встряхнул головой, чтобы избавиться от изматывающего ощущения. Но невидимый соглядатай остался с ним!

Аббатиса сжала его пальцы удивительно теплой ладонью и заглянула ему в лицо.

— Скажите мне правду, синьор. Правду, которую сказали бы своему духовнику. Вы здесь, потому что Филиппе удавлен? Его убил тот, нагой человек?

Голос женщины чаровал, вибрации проникали глубоко в душу, у скульптора не хватило сил противостоять этому завораживающему звуку. Он буркнул:

— Его убили деньги, мать Мария.

— Деньги? — светлые брови аббатисы удивленно приподнялись, прибавив ей толику сходства с новопреставленным племянником. — Филиппе одолжил крупную сумму?

Микеланджело смутился:

— Зачем ему одалживать? Всем известно, что семья де Розелли весьма состоятельная, и Филиппе… — он едва не сказал «законный наследник», но потом сообразил, что называть так покойника при живой синьоре де Розелли выйдет неучтиво, предпочел ограничиться неопределенным, — часть своего семейства.