Понимал, что дело в ней. Она — это она, будто созданная кем-то для него, идеальная, несмотря на детские поступки, излишнюю худобу, неловкую глупость и смешливую наивность. В ней ему нравилось все, а с минусами он готов был уживаться. В конце концов, она еще повзрослеет, раскроется, подобно бутону цветка, а он подождет. Ждал три года и еще подождет. Лишь бы рядом.

Да только не заданного вслух вопроса это не отменяло.

— Капитан, группе полчаса на отдых, — отдал приказ, разрешая уйти им в общежитие, но хрупкую фигуру взглядом провожал до самых дверей.

Нельзя давить… Нельзя давить!

Эту фразу Ирадий повторял себе многократно, проанализировав поведение Каролины этой ночью. Для него она была всем, самой жизнью, но он постоянно забывал, что его Карамелька об этом просто не знала. Не могла испытывать того, что испытывал он.

Жажда, влюбленность. Пожалуй, именно так он мог это назвать. Ему хотелось прикасаться, целовать, видеть ее улыбку, слышать, как она смеется, но пока же в ответ на свои слова и действия он встречал только отпор.

Понимал почему.

Она воспринимала его как врага. Все его действия — в штыки. Не ждала ничего хорошего. Заведомо ожидала подлость, хоть он и не сделал ей ничего плохого. Просто она уже придумала все в своей голове, тогда как он решил отступить. Не от нее — нет-нет, от нее он не отступится даже под угрозой смерти. Решил не давить, не пытаться забрать ее отсюда, нарушая сотни законов, подставляя и ее, и себя.

Его решение стало важным для них обоих, потому что подвергало изменениям их общее будущее. То, которое Ирадий уже успел распланировать. Пришлось перекраивать планы прямо на ходу, но мужчина был доволен. Каролина останется рядом с ним даже после обучения — то есть у него будет достаточно времени, чтобы завоевать ее сердце.

Конечно, он постарается сделать это как можно раньше, но и торопить ее не будет.

Впереди их ждет целый год, за который мужчина научит ее всему тому, что умеет и знает сам. Вложит в нее как можно больше, чтобы она точно выжила. И пусть он пока не верил в нее, но верил в себя, в свои умения и возможности. Он сможет защитить ее ото всех и, если понадобится, даже от нее самой.

— Товарищ веркомандир, разрешите обратиться? — встретился ему на пути аускомандир восьмой группы, обязанности с которого не сняли до сих пор.

В частности, он поступил в распоряжение Ирадия, но по факту был ему не нужен. Разве что заменять его в те дни, когда имсит понадобится своему верглавнокомандующему.

— Чего тебе, аускомандир? — раздраженно поинтересовался мужчина, мыслями находясь далеко не здесь.

Все его мысли сейчас обратились к воспоминаниям о той, к кому он направлялся.

Полчаса уже пролетели, а значит, пора было забирать ребят на стрельбище, но думал он не о них, а о своей Карамельке. О том, как эта девочка лежала этой ночью в его постели. Как мирно спала — бледная, с пересохшими губами. И как воевала с ним — взглядом, словами, пытаясь отстоять свою глупость.

Да, его вина была в том, что он ей ничего не объяснил. Не успел на самом деле, а после понял, что в этом нет смысла. Она его все равно не послушает, не поймет, так что время он тратить не стал. Наслаждался каждым проведенным наедине мгновением и позволил себе даже больше, чем рассчитывал.

Слушал ее голос, обнимал, прижимал к себе. Чувствовал сердцебиение, тепло ее кожи.

Вдыхал аромат волос, а после…

Касался. Едва-едва, впитывая каждую черточку, всматриваясь в ее лицо. Рядом с ней, несмотря на то, что ему почти нестерпимо хотелось выпороть ее за упрямство, Ирадию было спокойно. Но одновременно с этим и тревожно, потому что ее упрямство, ее никому не нужная гордость, ее желание быть независимой могли просто-напросто принести вред. Ей самой. И это стоило объяснить. Как стоило объяснить и то, что выбираться через окно было глупо.

Он бы ведь открыл, пришел бы за ней. Принес бы обед, как позаботился и о завтраке для нее. Не умел ухаживать на самом деле. Раньше веркомандиру никогда не приходилось за кем-то ухаживать, проявляя романтические порывы, но для нее старался. Даже конфеты привез — ее любимые, единственную сладость, которую она покупала.

А Каролина не поняла. Не попыталась понять, но он учтет ошибки. Время все расставит по своим местам. Поговорит, объяснит, что не представляет для нее угрозы. По крайней мере пока. Пока еще он мог контролировать себя рядом с ней, а дальше будет видно.

— Товарищ веркомандир? Товарищ веркомандир, вы меня слышите?

— Не кричи, — осадил он подчиненного, выплывая из дум.

— Так говорю я: стричь наших зелененьких пора. Я уже и время застолбил. Аппарат готов к работе.

— Стричь? — переспросил Ирадий, который об этом прискорбном факте просто забыл.

— Ага. Так сейчас пойдем или перенести? Если что, я могу.

— Сейчас, — произнес имсит недовольно, прекрасно понимая, что женской части группы это нисколько не понравится.

Его ждали слезы, сопли и, скорее всего, крики. Женщины — они ведь такие. Их внешность для них самое главное. Взять ту же Элааизу. Сколько он помнил эту мелкую заразу, она всегда уделяла своей внешности максимум времени. Пыталась выделяться таким образом, самоутверждаться, но желаемого внимания от отца своим вызывающим внешним видом, своими выходками все равно не получала.

С одной стороны, веркомандиру космической армии было жаль эту мелкую человечку.

Сюда ее привела такая же глупость, как и его Каролину. Эльза хотела доказать отцу, что чего-то стоит, и, если бы не Эльдер, она навряд ли продержалась бы здесь хотя бы день. Не ее невыносимым характером.

Старший брат ее уравновешивал. Больше того, только он и мог на нее повлиять и делал это максимально мягко и незаметно, как и положено имситу, но мог и к стенке припереть — об этом было написано в его деле, с которым Ирадий уже ознакомился. Такие случаи были, когда человечка выходила за все допустимые обществом рамки. С другой стороны…

Она сама приняла это решение. И Эльдер принял, помчавшись вслед за сестрой, а теперь явно мог стать третьим лишним в их с Каролиной отношениях.

Если понадобится, Ирадий был готов от него избавиться, как избавился от того — другого, который посмел причинить вред его девочке. Ради нее он готов был пожертвовать всеми. Даже целым миром, если придется, потому что она и есть его мир.

Впрочем, ему было искренне жаль косы его Карамельки. В его снах он расплетал эти косы, поддаваясь соблазну. Целовал ее пухлые губы и тонул в голубых глазах. Эти волосы ниспадали по ее обнаженным плечам волнами, а он гладил их шелк, жадно вдыхал манящий аромат.

Какой она будет с короткой стрижкой?

Не мог представить, но уже совсем скоро смог увидеть своими глазами. И словно влюбился заново — не мог отвести от нее взора, наблюдая за ней, словно приклеенный к одному месту. Кажется, даже не моргал.