что их точка зрения неверна. Это решающий фактор для понимания Когута. Он заметил, что многие терапевты стремятся быть критичными со своими клиентами. Можно понять, почему. В первую очередь, терапевты также имеют целый ряд человеческих недостатков, включая нетерпимость, бессознательную агрессивность, стремление защищать себя, садистские влечения и властные побуждения. Другими словами, терапевты подвержены всем превратностям контрпереноса. Кроме этих неизбежных опасностей существуют теоретические убеждения, поддерживаемые многими терапевтами, которые могут с легкостью оправдать любую критичность.

Концепция сопротивления и защиты

Когда Фрейд впервые описал сопротивление и защиту, они считались бессознательными феноменами, охраняющими личность от казалось бы реальной опасности. Но годы размышлений о клиентах, как о людях, которые просят помощи, а затем делают все возможное, чтобы помешать усилиям того, кто осуществляет эту помощь, привели к выводу о том, что терапевт относится к клиентам, как к плохим детям, умышленно затрудняющим жизнь терапевта.

Убеждение, что доверие к себе, и ответственность за себя необходимы для развития

Когут считал, что культура в целом и психотерапевтическое сообщество, в частности, развили пуританский взгляд на сильных и уверенных в себе людей как единственно по-настоящему зрелых людей, которые при всем их понимании и принятии ценности любви другого к ним, могли бы также жить и сами по себе. Терапевты легко соскальзывают в критическую позицию, когда сталкиваются с ощущением зависимости от клиента. Все начинается с добрых намерений: я действительно хочу, чтобы мои клиенты достигли независимости и самодостаточности, так как чрезмерная зависимость отдаст их во власть чужих прихотей. Это благое желание приводит к достаточно тонким увещеваниям и проповедничеству, и прежде чем мною осознается характер последних, я становлюсь открыто критичным. Меня поймали в сети оценочной системы, гласящей о том, что независимые заявления хороши и должны вознаграждаться, в то время как зависимые заявления являются плохими и им необходимо «противостоять». И тут я предстаю в последней версии родителей и учителей клиента или проповедников, твердящих им, что они поступают неправильно.

Результатом такого (само собой разумеющегося) доверия к независимости оказывается отвращение, испытываемое многими терапевтами к утверждениям, в которых клиент изображается как жертва. Даже при условии согласия с тем, что клиентам будет лучше, если они перестанут рассматривать себя таким образом (а я несомненно ощущаю, что это путь для большинства клиентов и для меня самого), Когут настаивал на своей позиции: критиковать такие утверждения означает поддерживать убеждение клиента в том, что он жертва, на этот раз — жертва критики терапевта.

Убеждение, что незрелое поведение не следует поддерживать

Кое-что из этого утверждения вытекает из контрпереноса: терапевтов часто обижает примитивное выражение клиентами своего нарциссизма, например, неумеренное хвастовство или открытая просьба об одобрении; а кое-что — из теоретической позиции, обосновывающей работу терапевта в форме демонстрации клиенту степени незрелости его поступков. Согласно Когуту, бесполезно трактовать такое поведение как детское нежелание расстаться со старыми способами удовлетворения. Он просил терапевтов рассматривать самих себя как одобряющие знаки того, что клиент еще не расстался с надеждой удовлетворить свои нарциссические потребности. На глубоком уровне клиент понимает необходимость полного выражения этих потребностей с тем, чтобы завершить здоровое развитие самости и перейти к более зрелым способам удовлетворения. Такие незрелые поступки являются знаками того, что организм не убит и есть еще жизненная энергия и возможности роста.

Понятие переноса как искажения

К легкой форме критики можно отнести сообщение клиентам о том, что они видят тебя не таким, каков ты есть на самом деле. И Гилл, и Когут постоянно напоминают нам, что это особенно ценная форма критики, поскольку мы пытаемся наилучшим образом помочь клиентам в ощущении свободно говорить о своих чувствах терапевту. Этого вполне достаточно при благоприятных обстоятельствах, клиентам необходима любая возможная поддержка.

Вышеизложенное не означает, будто в этих позициях есть что-то неверное. Независимость, безусловно, ценна. Защита и сопротивление существуют и будут существовать. Нет ничего плохого в этих убеждениях; проблема начинается тогда, когда появляются критические и осуждающие установки, в которых эти убеждения соблазняют нас. Мы хотим, чтобы клиенты открылись нам. Если имеется эмпатия с нашей стороны, то постепенно они начнут нам доверять. Если же мы отказываемся от их откровения, то учим клиентов подавлять любые мысли, которые, по их мнению, будут раскритикованы.

Когут считал, что недостаток эмпатического одобрения от родителей включает в работу все сегменты личностного «закулисья» (underground). Там они сохраняют свою архаическую форму и отщепляются от гармоничного и зрелого влияния эго. Терапевт не собирается помогать этому, повторяя сам процесс. Взамен Когут советовал создавать условия, в которых первоначально скрытые аспекты самости могут проявиться на свет и стать эмпатичсски воспринятыми. По мере того как эти аспекты достигают сознания, начинается процесс интеграции их во взрослую личность.

Таким образом, Когут разделяет заботу Гилла о том, чтобы не говорить клиентам об их неверном опыте. Эмпатия подразумевает для клиентов перспективу узнавания, что они, может быть впервые, действительно поняты. В дальнейшем она подразумевает возможность понимания, вероятно также впервые, что их видение мира не осуждается, а принимается как наиболее приемлемый для них путь его постижения, предопределенный их индивидуальной историей развития.

Действительно ли терапевт обеспечивает зеркализацию?

Те, кто обвиняют Когута в обслуживании молоком и кренделями, вычитали у него каким-то совершенно неверным образом, будто бы работу терапевта он рассматривал как исправление недостатка у клиента, который никогда не был адекватно зеркализирован, актуальной зеркализацией его в терапии, то есть постоянным повторением того, что клиенты на свете всех милее, или, по крайней мере, достаточно милы. Это, повторюсь, совершенно неправильное прочтение взглядов Когута, полагавшего, что такое поведение антитерапевтично. Он считал терапевтическим тщательное изучение проблем, вытекающих из детства клиентами постоянное сообщение клиенту, что его способ бытия понятен. (Когут напоминал нам, что никогда не следует умалять достоинств родителей клиента, лучше помнить, что у этих родителей были свои родители.) Поэтому, вместо того чтобы говорить клиенту о том, какой он замечательный, Когут мог бы сказать, что чувство неполноценности клиента вполне понятно и обусловлено недостатком положительного отношения в детстве. Арнольд Голдберг, один из ближайших коллег Когута, выразил это так:

Аналитик не удовлетворяет ни требований зеркализации архаичной грандиозности, ни требований одобрения от архаичных идеализированных объектов самости (self-objects). Эти требования постоянно интерпретируются… в тактичной, необидной, неунижающей форме… Аналитик не зеркализирует активным образом; он интерпретирует потребность в подтверждающих реакциях-ответах. Аналитик не участвует в активном одобрении грандиозных ожиданий и не восхищается ими; он объясняет их роль в психической деятельности[73].

В подобном отличии есть нечто мощное, воспринимаемое интуитивно. Если мой терапевт скажет, что я