– Постой! Погоди! – кричал ему Рожков. – Всё кончено: коза давно ушла!

Марунич остановился, испытующе посмотрел на реку, потом махнул рукой и воротился назад.

А случилось с Маруничем вот что.

Собираясь на охоту, он не зарядил ружья, а обойму с патронами сунул за голенище валенка.

Двенадцать ездовых собак, которых он взял с собою, думали, что он ведёт их на прогулку, и сильно тянули за поводки. Опасаясь, как бы они не вырвались, он, выбрав удобную минутку, привязал их к своему поясу.

Как на грех, в это время из соседнего оврага выскочила козуля. Вспомнив, что ружьё у него не заряжено, Марунич стал искать за голенищем патроны, но обойма спустилась так низко, что достать её рукой он не мог. Тогда он сел, снял валенок и вытряхнул обойму. В этот момент собаки, почуяв козулю, бросились за ней с горы.

Марунич говорил, что они тащили его по земле, как чурбан на верёвке. Он кричал, хватался за кусты, камни – за всё, что попадалось под руку.

На счастье, он скоро вклинился между двумя близко растущими деревьями – поводок лопнул, и собаки уже одни погнались за зверем.

Тогда Марунич по следу пошёл назад к своему валенку. Тут же рядом лежали винтовка и обойма с патронами.

Зарядив ружьё, стрелок побежал за собаками в надежде, что они догонят козулю. Людские голоса, стрельба из ружей привели его к нашей фанзе.

Когда Марунич узнал, что козуля ушла, он рассердился.

– Сколько времени я с собаками гнал её, а вы не могли в лежачую попасть! – ворчал он. – Не стану я больше ходить для вас на охоту!

Он принялся вынимать из рук занозы и смазывать йодом ссадины и ушибы, а их было так много, что кожа у него сделалась пёстрой, как шкура пантеры.

– Полно вам зубоскалить! – огрызнулся Марунич на стрелков, которые покатывались со смеху, глядя на его разрисованную йодом физиономию.

Марунич отправился на кухню и занялся своим делом, а стрелки пошли искать собак.

Совсем в сумерки они возвратились с собаками. Одна из них подошла к Маруничу и облаяла его.

– И ты туда же! Уйди, окаянная! – крикнул он и пустил в нее головешкой.

Почему собаки ездовые?

Так называют собак, которых используют для перевозки людей и груза по снегу на санях или нартах. Люди очень давно отбирали собак для этих целей. Для многих народов это единственный способ передвижения. Собаки во многих случаях удобнее, чем северные олени. Они могут легко перевозить людей по скользкому льду, по огромным снежным просторам. Эти собаки очень выносливые и спокойные. Чаще всего используют лаек, хаски, маламутов.

Почему коза скользила на льду? У неё копыта не могут удержаться на нём?

У косуль острые и удлинённые копытца. На задних ногах копыта менее острые, чем на передних. Именно передними копытами животному приходится разгребать снег, больше опираться на них при подъёме по каменистым склонам. Поэтому передние копытца такие острые. Кроме того, задняя часть тела косули чуть выше, чем передняя. Всё это создаёт дополнительные сложности при передвижении по гладкой поверхности. Если им приходится переходить гладкую поверхность льда водоёма, это часто заканчивается гибелью животного. Передние ноги разъезжаются, и им не подняться и не выбраться на берег.

Неужели ездовых собак выгуливают? Их совсем не отпускают? По сколько собак запрягают в сани?

Способов упряжки существует несколько. Чтобы перевозить груз по равнинной местности, по неглубокому снегу, собак запрягают веерным способом. 6–7 собак привязываются парами или поодиночке. Если дорога предстоит длинная и по глубокому снегу, используют упряжку цугом (8-12 собак). Их прикрепляют к единому поводу, напротив друг друга. Если груз тяжёлый, количество собак увеличивают до 20. За один день упряжка преодолевает 40–60 км. После переезда собак привязывают к длинной цепи на отдельные поводки. Кормят собак отдельно. Ночуют собаки, вырыв себе ямку в снегу.

В сумерки мы подошли к небольшому удэхейскому стойбищу – из трёх юрт. Появление партии неизвестных людей откуда-то сверху, с гор, сначала напугало удэхейцев, но, узнав, кто мы, они успокоились и приняли нас очень радушно.

Уже две недели мы шли по тайге. По тому, как стрелки и казаки стремились к жилым местам, я видел, что они нуждаются в более продолжительном отдыхе, чем обыкновенная ночёвка в лесу. Поэтому я решил сделать здесь днёвку. Узнав об этом, стрелки стали располагаться в юртах. Обычные на биваках работы тут не были нужны: не надо было ставить палатки, рубить хвою, таскать дрова. Казаки разулись и сразу стали варить ужин.

Вечером возвратились с охоты два молодых удэхейца и сообщили, что недалеко от стойбища они нашли следы кабанов и завтра собираются устроить на них облаву. Охота обещала быть интересной, и я решил пойти вместе с ними. Удэхейцы готовились к охоте. Они перетянули ремни у лыж и подточили копья. Так как выступление было назначено до восхода солнца, то после ужина все легли спать.

Было ещё рано, когда я почувствовал, что меня кто-то трясёт за плечо. Я проснулся. В юрте ярко горел огонь. Охотники уже приготовились; задержка была только за мной. Я быстро оделся, напился чаю и вместе с ними вышел на берег реки.

Удэхейцы шли впереди, а я – следом за ними. Пройдя немного по реке, они свернули в сторону, затем поднялись на небольшой хребет и спустились в соседний распадок. Тут охотники стали совещаться. Потом они пошли уже тихо, без разговоров.

Через полчаса стало совсем светло. В это время мы как раз дошли до того места, где накануне юноши видели следы кабанов. Надо заметить, что летом дикие свиньи отдыхают днём, а кормятся ночью. Зимой – наоборот: днём они бодрствуют, а ночью спят. Значит, вчерашние кабаны не могли уйти далеко.

Началось преследование.

Впервые в жизни я видел, как быстро удэхейцы ходят по лесу на лыжах. Я начал отставать от охотников и вскоре совсем потерял их из виду, но это меня не смущало. Я не торопясь шёл по их лыжне.

Через полчаса я устал и сел отдохнуть. Вдруг позади меня раздался какой-то шум. Я обернулся и увидел двух кабанов, мелкой рысцой пересекающих лыжный след. Я быстро поднял ружьё и выстрелил, но промахнулся. Испуганные кабаны бросились в сторону. Не найдя крови на следах, я решил их преследовать.

Минут через двадцать я догнал кабанов. Они, видимо, устали и с трудом шли по глубокому снегу. Вдруг животные почуяли опасность, и оба разом, словно по команде, быстро повернулись ко мне головами. По тому, как двигали они челюстями, и по тому звуку, который долетал до меня, я понял, что они подтачивали клыки. Глаза у кабанов горели, ноздри были раздуты, уши насторожены. Будь передо мной один кабан – я, может быть, стрелял бы, но тут было два секача. Несомненно, они бросятся мне навстречу. Я воздержался от выстрела и решил подождать более удобного случая. Кабаны перестали щёлкать клыками; они подняли кверху морды и стали принюхиваться, потом медленно повернулись и пошли.