Социально-конструктивистский анализ часто бывает полезен и правомерен. Нам важно разобраться в социальных конструкциях, когда мы пытаемся понять, что происходит вокруг нас. В таких случаях подобный анализ может быть очень существенен. Социальные конструкции окружают нас фактически все время. Например, расплачиваясь монетами в продуктовом магазине, мы используем социальную конструкцию. Ведь монетка – просто штампованный кусочек металла, ценность и функция которого в ежедневных финансовых операциях не составляют внутреннюю сущность этого объекта – они просто сконструированы обществом.

Однако сомнительно, что вся реальность может представлять собой социальный конструкт. Яркий тому пример – традиционные социальные конструкции “маскулинность” и “феминность”, нормативные представления о поведенческих свойствах, характерных для мужчин и для женщин и связанных с дифференциацией половых ролей. С незапамятных времен женщины ассоциировались с чувствами, а мужчины – с рассудком и интеллектом. Эти древние социальные конструкции широко распространены и сегодня, но они не только неправильны, но и очень существенно ограничивают потенциальные возможности и перспективы индивидуума.

Другие вредные социальные конструкции – нормы, относящиеся к сексуальной ориентации, сексуальным отношениях и природе семьи, а также бесчисленные представления о консюмеризме, успехе и статусе[39].

Постмодернизм и образование

Часто считают, что социальный конструктивизм и релятивизм в отношении истины принадлежат к доминирующему идейному тренду – постмодернизму. (Постмодернизм – очень широкое понятие, не имеющее четкого определения. Часто под постмодернизмом понимают признание существования только субъективной и личностной истины, равно как и отказ от веры в возможность спасения человечества путем развития науки, технологии и рационального мышления.) Словосочетание “социально сконструированный” – лишь небольшая часть словаря современного социологического жаргона, относящегося к постмодернистскому синдрому. Он включает в себя также культурный релятивизм и тесно связанное с ним понятие “ценностный релятивизм”.

Постмодернизм стал источником серьезных эпистемологических, моральных и политических проблем. В большинстве наиболее радикальных версий постмодернизма утверждается, что естественные науки – просто социальная конструкция, случайная “сказка”, ценность которой не превышает ценности любой другой подобной сказки, и ее в соответствии со своим вкусом может “написать” и рассказать каждый.

В 1996 году в бой с постмодернизмом вступил его ярый критик американский физик Алан Сокал. Он направил в модный научный журнал Social Text абсолютно бессмысленную статью, которую редакторы приняли и опубликовали. Статья формально была похожа на критику попыток объединения общей теории относительности Эйнштейна с квантовой механикой с позиций социального конструктивизма. У этого смешного творения, представлявшего собой пародию на “деконструктивистский” стиль письма, было чудесное малопонятное название: “Нарушая границы: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации”. Сокал, изображая высокомерного интеллектуала, использовал набор стандартных терминов постмодернистского жаргона для виртуозной атаки на так называемый научный метод.

Так, например, постмодернистский двойник Сокала писал, что представление о “внешнем мире, свойства которого не зависят от индивидуального человека” – просто “догмат, навязанный длительной гегемонией эпохи Просвещения западному интеллектуальному мировоззрению”. Дальше этот герой, ратующий за относительность истины, настаивает, что научные исследования “не могут подтвердить свой привилегированный эпистемологический статус в сравнении с контргегемонистскими нарративами, предлагаемыми диссидентскими или маргинализированными сообществами”. (Проще говоря, наука не может мотивированно претендовать на истину – любой человек обладает своей собственной истиной.) С пеной у рта, на жаргоне, Сокал продолжал в том же духе, используя псевдонаучную аргументацию и даже не гнушаясь идеями ньюэйджеров, которые он позаимствовал у экстрасенсов и адептов паранормальных явлений. И все это для того, чтобы создать впечатление яростной, дискредитирующей мужчин атаки на то, что редакторы журнала назвали бы “фаллоцентрической наукой”. В точном соответствии с расчетом Сокала редакция купилась на его розыгрыш. Алан Сокал блестяще рассказал об этой знаменитой афере и о последовавшем за ней скандале в своей книге “За пределами мистификации”[40].

Еще один наглядный пример постмодернистского абсурда можно обнаружить в моей родной Швеции. Несколько лет назад я участвовал в дебатах о школах, где на одном из семинаров выступал профессор педагогики. Он утверждал, что научная теория эволюции и библейская картина сотворения мира – просто две разные “легенды”, или парадигмы, относящиеся к истории человечества. Дискуссии о том, какая из них имеет большее отношение к истине, не было. С моей точки зрения, такая позиция интеллектуально нечестна. Если все только дело вкуса, то какой смысл обсуждать что-то?

В качестве еще одного впечатляющего примера подобной позиции можно привести заявление шведского профессора педагогики Мойры фон Вригт. В 1998 году она написала отчет для шведского министерства образования о преподавании физики в школе, в котором утверждала, что “ради равенства” следует изменить научные материалы курсов физики. Профессор фон Вригт мотивировала необходимость отказа от научного подхода следующим образом:

Дальше в том же отчете фон Вригт пишет: