— Морин, перестань.

Она вздрогнула, как от внезапного пробуждения. Алан подошел к ней, и она усилием воли взяла себя в руки.

— Ты что, нарочно дразнишь меня? Или действительно не понимаешь, что делаешь? — сказал он хрипло и, наклонившись, страстно поцеловал ее в губы.

И Морин снова провалилась в то же сладкое забытье. Этот поцелуй… вот о чем она, оказывается, мечтала, вот чего ей не хватало. Не сознавая, что делает, она прижалась к Алану всем телом, ее руки сами собой обхватили его за шею.

— Кто же ты, Морин? — спросил он, отрываясь от ее губ. — Коварная соблазнительница? Или невинное дитя?

— Ты же сам знаешь, что я не дитя, — шепнула Морин, чувствуя, как все тело пылает от желания. — Но я и не соблазнительница. Неужели, по-твоему, я обязательно должна быть или той, или другой?

Алан снова поцеловал Морин в губы — на этот раз медленно-медленно, так что внутри у нее все сладко сжалось. А потом неожиданно быстро отступил, сбросив со своих плеч ее руки.

— Тебе лучше уйти… — проговорил он глухо. — Иди, прогуляйся по саду… пока я не схватил тебя и не унес в спальню… прямо сейчас.

Потом резко повернулся и вышел из комнаты. Несколько минут Морин стояла, словно оглушенная, пытаясь прийти в себя. Затем медленно вышла вслед за Аланом. Но его уже не было видно; наверное, ушел в офис. А может, к себе в комнату…

Решив последовать совету, который, впрочем, совпадал с ее желанием, Морин отправилась в сад. Цветущие магнолии и высокие пальмы отбрасывали густую тень на посыпанные гравием дорожки. Повсюду в густой траве стояли вертушки-опрыскиватели, беспрерывно поливающие этот цветочный рай.

Морин встала, подставив лицо мелкой водяной пыли и пытаясь прийти в себя. Поцелуй Алана обжег ее, перевернул все мысли и чувства с ног на голову. Кажется, она начинала сомневаться в том, что много лет считала непререкаемой истиной. Она и сейчас боялась признаться себе… в чем?

Прекрати, приказала себе Морин, не смей даже думать об этом. Ваша связь для него ничего не значит. Ты хочешь от него невозможного. Ты же помнишь — Дон говорил, что он меняет женщин как перчатки. Всякий разговор о каких-либо чувствах просто смешон, ему нужно только твое тело. Так почему же тебе вдруг стало недостаточно одного только физического наслаждения? И потом, разве твои чувства не принадлежат другому?

Морин коснулась ладонями мокрого от мелких брызг лица, открыла глаза. Вокруг благоухали и сверкали росой цветы. Как хорошо было бы поддаться этому наваждению, позволить себе забыться, погрузиться в этот океан страсти, сделать вид, что это и есть настоящая любовь.

А что будет с ней потом, после того, как она надоест Алану? Хватит ли у нее сил начать жизнь заново? Опять искать работу… опять думать о хлебе насущном… Как трудно будет перестроиться с романтики и экзотики на суровую прозу, вернуться из тропических садов под серое плачущее небо Британских островов.

И почему она вообще решила, что увлечение Алана продлится хотя бы неделю?

Морин встряхнула головой. Ей следует оживить все свои секретарские навыки, обрести, по возможности, новые, а потом самой, не дожидаясь пока ее попросит об этом Алан, найти себе новую работу. И бежать отсюда, бежать, пока не стало слишком поздно.

Бросив взгляд на часы, Морин расправила плечи и деловой походкой направилась в сторону офиса — небольшого здания, расположенного в нескольких шагах от жилого дома.

Внутри оказались три смежные комнаты, светлые и просторные. Письменные столы, пишущие машинки, ксерокс, пара сейфов. На каждом столе по два, по три телефона.

— Один телефон местный, — объяснил ей Алан. — Другой междугородний, международный. А третий соединяется с домом. Вот это твое место. — Он кивком указал ей на стол, стоящий напротив его стола, но на другой стороне комнаты.

Морин села, огляделась. Кипы бумаг, какие-то отчеты, схемы. Неужели она в этом когда-нибудь разберется?

— Для начала перепечатай, пожалуйста, вот эти письма.

Алан положил перед ней несколько толстых конвертов и, вернувшись на свое место, сделал вид, что пишет. На самом деле он краем глаза следил за тем, что будет делать Морин. Лишь убедившись, что она действительно умеет обращаться с пишущей машинкой, он вернулся к работе.

Но полностью сосредоточиться на договоре было невозможно. Алан ощущал ее присутствие всеми клеточками своего тела; фиксировал малейшее ее движение, вздох, шорох. До сих пор он был умнее — никогда не позволял себе соединять работу с любовными утехами. Что на него нашло? Можно подумать, он впервые повстречал женщину с длинными ногами и тонкой талией, с нежным взглядом и зовущим к поцелуям ртом.

И чего она все-таки хочет от него, от Алана? Работы? Секса? А может, замужества, безбедного существования, положения в обществе? Не вышло с Тоби, не получилось с Доном… Теперь настала очередь Алана?

Алан исподлобья бросил взгляд на Морин. Она увлеченно печатала, не поднимая головы и не задавая лишних вопросов. Но, кажется, губы ее дрогнули под его взглядом, и она непроизвольно выпрямилась… Еще полчаса — и у нее заболит спина. Стул-то не отрегулировала. Сидевшая на этом месте до нее Анна была выше.

— Тебе надо подкрутить стул, иначе заболит спина.

Забыв о своем намерении не замечать ее, Алан поднялся и, подойдя к Морин, склонился над ее стулом. Легкий аромат ее духов тотчас же напомнил ему о проведенной вместе ночи, он почувствовал, как ускоряется и тяжелеет дыхание… хорошо, что Морин его не видит.

— Скажи, когда будет удобно, — попросил он, подкручивая винт и понемногу опуская сиденье.

— Покажи мне, что надо делать, и я сама отрегулирую.

Морин поспешно встала, и Алан увидел, как порозовели ее лицо и шея. Она чувствовала то же самое, что и он.

— Поворачиваешь вот этот винт.

Морин нерешительно потянулась к винту, Алан начал приподниматься, и на полпути руки их встретились.

Не в силах больше сдерживаться, он крепко взял Морин за плечи и заглянул ей в лицо. В ее глазах он прочитал то же желание, которое снедало его все эти дни. Забыв обо всем, он прикоснулся губами к ее теплым нежным щекам, длинной стройной шее, душистым волосам. Он провел руками по ее плечам, обнял за талию, привлек к себе.

Морин быстро дышала, прикрыв глаза и положив ладони ему на грудь. Ей казалось, что она несется куда-то в бешеном водовороте, колени подгибались, мысли путались. Сейчас она могла думать только о его горячих ладонях, проникающих под тонкую блузку, скользящих по ее талии, бедрам, нежно касающихся груди, от чего все тело содрогалось в сладкой судороге.

Но она не должна поддаваться… Почему-то не должна… Морин точно помнила, что приняла такое решение — совсем недавно, всего час назад.

— Не надо, Алан…

Язык не слушался ее, и слова давались с трудом, словно она разговаривала под водой.