Морин звонко рассмеялась, и тут Алан наконец-то заметил ее. Его горячий взгляд словно пронзил ее насквозь, но Морин продолжала беззаботно улыбаться.

Алан подошел к лежаку и, взяв с него полотенце, слегка обтер им свое сильное бронзовое тело. Лишь после этого он приблизился к Морин, по-прежнему не отводя от нее взгляда.

— Как прошла поездка? — спросила она весело.

— Отлично. — Алан бросил полотенце обратно на лежак. — Но я рад, что вернулся.

Он наклонился и поцеловал Морин в губы. Ощущение счастья и возбуждение захлестнули ее, но Алан вдруг отстранился.

— Ты приняла какое-то решение относительно нас с тобой и наших отношений?

— Да!

Сейчас, когда она была так рада его возвращению, все ее глупые страхи и сомнения отступили куда-то на задний план. Она хотела находиться рядом с Аланом, ощущать его поцелуи, его руки, его ласки. А потом — будь что будет.

Ее взгляд и улыбка говорили сами за себя, и Алан улыбнулся в ответ, чувствуя, как наливается тяжестью все его тело.

— Я готов прямо сейчас отправиться в спальню, — сказал он. — Но, боюсь, вокруг слишком много народу. Не будем никого пугать своей безудержной страстью. Дождемся вечера.

Морин, вспыхнув, отшатнулась, и Алан усмехнулся.

— Но в семь Мария и Пабло уходят в церковь, а конюх идет домой, — добавил он многозначительно, беря ее руку. — А до этого времени мы можем поехать покататься. Арес, я думаю, уже заждался меня.

Лошади несли их по степи точно на крыльях, и они почти не разговаривали друг с другом, но обоим достаточно было взглядов — жарких, воспламеняющих, заставляющих думать только об одном.

Мария оставила на столе прекрасный ужин, но ни Алан, ни Морин почти не прикоснулись к еде. Они вместе убрали тарелки.

— Я хотел бы отнести тебя наверх на руках, — произнес Алан. — Но не доверяю себе. Я просто боюсь дотронуться до тебя раньше времени, потому что, дотронувшись, уже не выпущу тебя из объятий.

— Я понимаю тебя. — Кровь громко стучала у Морин в висках. — Конечно, заняться любовью на кухне — очень романтично, но Марии может не понравиться, если мы у нее что-нибудь разобьем или опрокинем.

Алан, рассмеявшись, пошел вперед. Морин шла позади, дрожа от волнения. Сейчас она могла признаться себе, что с той незабываемой ночи мечтала об этом моменте постоянно. Она хотела этого, ради этого она приехала сюда, на станцию. Ее ум не сразу осознал то, что с ней происходило, а тело — тело все поняло сразу.

Но, войдя в спальню, Морин вдруг растерялась. Она замерла посреди комнаты, не решаясь обернуться и посмотреть на Алана. Потом робко повернула голову — и вздрогнула, увидев, что он уже обнажен и готов к любви.

— Не пугайся, — проговорил он хрипло. — Я и сам не понимаю, как тебе удалось пронять меня до такой степени. Всю эту неделю я думал только о тебе, скучал по тебе, мечтал о тебе, все время порывался позвонить только для того, чтобы услышать твой голос.

Конечно, это признание не было признанием в любви, но Морин была счастлива уже оттого, что он помнил о ней.

— Ты хоть знал, где меня искать, — сказала она тихо. — А я…

В ответ Алан молча схватил ее за талию и с силой привлек к себе. Он жадно впился в ее губы, и Морин вдруг поняла, что ноги не слушаются ее. Она отдалась Алану вся — душой и телом. Его ласки, его горячие, страстные поцелуи сводили ее с ума. Шея, плечи, грудь, бедра сладко ныли от каждого его прикосновения. Она таяла и растворялась в неземном чувстве восторга и почти невыносимого наслаждения. Ее одежда уже лежала на ковре, и ничто больше не мешало им соединиться…

Потом они, обессиленные, лежали в объятиях друг друга, понимая друг друга без слов. Наконец Алан приподнял голову и нежно коснулся губами ее щеки.

— Я хочу быть с тобой вдвоем, только вдвоем, — сказал он тихо. — Чтобы никто не мешал нам, не нарушал нашего уединения. Хотя бы несколько дней. И это можно устроить, — добавил он, помолчав. — Мы можем пожить неделю в том домике на берегу океана.

— Когда мы поедем? — шепнула Морин.

— Завтра с утра, — ответил он, подумав. — Ты успеешь собраться?

— Ну конечно! — В ней все пело от счастья.

— Удивительно! — хмыкнул Алан. — Ты первая из всех знакомых мне женщин, которая не только не опаздывает, но еще и собирается практически в одно мгновение.

Эти слова подействовали на Морин как холодный душ. Из всех знакомых ему женщин! Сколько их было на месте Морин! И где они теперь? Но она тут же постаралась взять себя в руки.

Ведь это ни для кого не новость и не секрет. Ты знала, с кем связываешься, сказала она себе. Ну так радуйся тому, что у тебя есть, и не думай о будущем.

Домик, расположенный в уединенной бухте, действительно оказался крошечным, но чистеньким и уютным. Он состоял из веранды, служившей также кухней и гостиной, и маленькой спальни. В спальне стояли кровать и шкаф; на веранде — стол, стулья, кухонная плита. Но им больше ничего и не требовалось. Почти все время они находились на пляже или в спальне.

Алан учил Морин ловить рыбу и жарить ее на костре. Они плавали и валялись на солнце, болтали или просто молчали, не испытывая при этом ни малейшей неловкости. И они занимались любовью.

Морин с изумлением открывала в себе чувственность и способность наслаждаться и дарить наслаждение. Она всегда считала себя такой холодной и сдержанной! Но с Аланом все было не так. Стоило ему только посмотреть на нее своим особенным взглядом, и Морин уже начинала неровно дышать.

Алан был таким опытным по сравнению с ней, таким умелым. Он был способен довести ее до таких высот наслаждения, о существовании которых она и не подозревала до встречи с ним. Рано или поздно она, конечно же, надоест ему…

Такие мысли временами посещали Морин, нагоняя печаль, и тогда Алан смотрел на нее вопросительно, пытаясь понять, что с ней такое, но Морин только отворачивалась или пыталась улыбнуться.

Однажды вечером, когда они лежали рядом, обнявшись, Алан приподнялся на локте, с улыбкой глядя ей в лицо.

— Знаешь, иногда у меня возникает такая фантазия: заняться с тобой любовью, когда на тебе надеты только драгоценности.

— Но у меня нет драгоценностей, — засмеялась Морин. — Были сережки из лазурита, да и те я забыла в Кормак-Холле.

— А как же ключик? — спросил Алан, нежно целуя ее в ухо.

Морин испуганно замерла.

— Ведь он у тебя с собой? — Алан смотрел на неё, улыбаясь, но взгляд был очень внимательный и даже напряженный.

— Да. — Она издала неловкий смешок. — Но это подарок Дона… а он теперь мой родственник. И заниматься любовью с этой подвеской на шее — все равно, как если бы я поставила на тумбочку рядом с нами фотографию своего дедушки.

— Дедушки? — Он хмыкнул.