– Господа, какая прелесть! – восторженно воскликнул кто-то. – К нам большевики клоуна прислали!

Гость отреагировал молниеносно. Острый длинный палец взметнулся, словно шпага:

– Ты!.. Ты, вражий голос! Я – клоун, над которым смеются только один раз. В нашем Союзе такие, как ты, уже отсмеялись до смертной икоты. Последние хихикают в Соловецком лагере особого назначения. Скоро и ты, недобиток, будешь вечно скалиться, как шут Йорик у прогрессивного английского поэта Шекспира. Ну, похохочи, поупражняй челюсти!

В ответ и вправду хихикнули, но как-то неуверенно. Черноволосый немного подождал, резко вскинул голову:

– Вот она, классовая борьба, товарищи, в ее чистом, незамутненном виде! Не нам, большевикам, ее страшиться. Ибо коммунист – это тот, кто сдаст оружие в арсенал только после полной победы великого учения Маркса!..

Услышав «ибо», Иван Кузьмич невольно сглотнул. В Сайхоте имелись собственные комиссары, куда без них, но подобное ни от кого из здешних не услышишь. Гость между тем, быстро осмотревшись, указал на крыльцо купеческого дома:

– Пройдемте туда, товарищи! Здесь нет трибуны, но она не нужна. Я не собираюсь возноситься над вами, я не вождь и не учитель. Я – голос победоносного российского пролетариата и расскажу вам о Столице, о том, чем живет сейчас великая советская страна. В Сайхоте нет радио. Не беда! Теперь я – ваше радио. На митинг, на митинг!..

Толпа расступилась. «Голос», решительно махнув рукой, направился прямиком к крыльцу. Люди охотно потянулись следом. О том, что творилось за Усинским перевалом, в Сайхоте знали не слишком много. Казенный телеграф скуп на новости.

– Сообразил, не растерялся! – Волков дернул губы усмешкой. – Лишние люди нам здесь не нужны, правда, товарищ Кречетов?

Толпа возле аэроплана и вправду стала значительно меньше. Тех, кто остался, без особого труда оттеснили в сторону спешившиеся конники. В проеме двери показался еще один пассажир.

– А вот теперь пойдем, Иван Кузьмич, – краснолицый кивнул в сторону аэроплана. – Встретим!..

Светлая гимнастерка, красные петлицы, черная сумка на боку. Скупая улыбка, внимательный взгляд.

– Я – курьер Центрального Комитета. Могу взглянуть на ваши удостоверения, товарищи?

Когда с формальностями было покончено, гость облегченно вздохнул.

– Был бы верующим, сказал «слава богу». Давно такую почту возить не приходилось!

Кречетов поглядел на сумку, но курьер невесело хмыкнул:

– Здесь только бумаги, товарищи, главное – внутри, в салоне. Товарищ Кречетов, надо бы сюда конвой, а то у меня всего один боец. Почта не простая, кусаться лезет.

Иван Кузьмич с опаской покосился на металлический бок «Юнкерса». Рядом негромко рассмеялся комполка Волков.

Пакет, еще пакет, тяжелый кожаный тубус с печатями на шнурках. Три полотняных мешочка – тоже с печатями.

Товарищ Кречетов осторожно коснулся тубуса, затем осмелел, взял в руки.

– Будто из чугуна!..

Комполка согласно кивнул:

– Внутрь не заглядывал, но там, очевидно, металлический футляр. В мешках – золото, царскими червонцами. С остальным сам разберешься. Но не слишком тяни с отъездом, а то и опередить могут.

Иван Кузьмич в ответ лишь головой покачал. На большее его не хватило, слишком много всего сразу навалилось. В одном из конвертов – нота НКИДа, долгожданный документ о признании и установлении дипломатических отношений. Открывать его Кречетов не стал. Успеется, тут бы прочее разъяснить.

Он поглядел на Волкова. Комполка присел на стул, отодвинул в сторону ближайший пакет, оперся о столешницу локтями.

– Если что-то непонятно, спрашивай.

– Спрошу!

Иван Кузьмич присел рядом, положил ладонь на кожаный бок тубуса.

– Расскажу как понимаю, а ты поправь. СССР не хочет с Китаем ссориться. Если вы сами посольство в Пачанг пошлете, будет вмешательство и нарушение их этого…

– Суверенитета, – негромко подсказал краснолицый.

– …Наш Сайхот для китайцев – обычная губерния. И этот Пачанг – тоже. Получается не вмешательство, а вроде как два губернатора дружбу заводят. Так?

Волков согласно кивнул:

– Юридически так. Едва ли подобная дружба обрадует китайское правительство, но придраться будет трудно. Пачанг откололся от Срединной Империи в 1912-м, когда началась Синхайская революция. Его пока никто не признал, так что вам будут рады. Договаривайся с ними о чем хочешь, устанавливай дипотношения, но главное – передай почту из Столицы. Если получится, вы будете представлять интересы СССР в Пачанге…

Комполка умолк, помолчал немного, затем ударил пальцами в столешницу.

– …До той поры, пока в Китае не произойдут решительные и необратимые перемены.

Теперь его улыбка снова напоминала волчий оскал.

– Трудность в том, что в Пачанг сложно попасть. С запада нельзя – война, на юге тоже. Поэтому пойдете через Монголию, там стоят наши войска, вас сопроводят до границы. А дальше – сами.

– Ага! – подхватил Иван Кузьмич. – Я, между прочим, карты смотрел, наши и английские. И книжку мне в библиотеке показали, которую путешественник Козлов написал. Знаешь, что там насчет Пачанга сказано? Что города уже нет, его пески засыпали…

– Козлова не пустили в Пачанг, – резко перебил краснолицый. – Китайцы его просто обманули, но другие город видели. Карта у тебя будет, но главное, мы привезли человека, который сможет указать дорогу.

– Этот, который «радио»? – поразился Кречетов.

– Другой – тот, что кусаться лезет. «Радио» – твой сопровождающий из ЦК. Я был уже в Красноярске, когда прислали шифровку из Столицы. А потом и сам он явился. Не хотел его брать, но бумаги у этого деятеля такие, что лучше не спорить.

– Комиссара, стало быть, назначали, – констатировал Иван Кузьмич, отчего-то загрустив.

Волков взглянул сочувственно:

– А куда деваться? Личность, кстати, известная. На войне не встречались, но слыхать приходилось. На деникинских фронтах геройствовал, а потом в Столице, в наркомате Рабоче-крестьянской инспекции ценные указания давал. Может, и ты о нем знаешь. Мехлис…

– …Мехлис Лев Захарович, член Центрального Комитета РКП(б) и его специальный представитель! – эхом отозвались с порога. Голос победоносного российского пролетариата стоял в дверях. Волосом черен, ликом суров, взглядом ярок.

Иван Кузьмич честно попытался представиться. Не тут-то было.

– Вы большевик, товарищ Кречетов?

Острый длинный палец, словно японский штык, устремился к его груди. Иван Кузьмич едва не подался назад. На миг почудилось, что он в колчаковской, а то и хуже, китайской контрразведке. Самому бывать не приходилось, но слухом земля полнится.