Гарднер огляделся, покачал головой и протянул:

— Н-н-да-а… Ну и каземат! Беккер хмыкнул:

— Подумаешь! Это Урал орудовал. А у нас с ним блок эстетики не предусмотрен.

Действительно, постороннему взгляду обширный низкий холл показался бы, мягко выражаясь, странным. Давно не метенный и не мытый мозаичный пол, сваленные в груду у стены поломанные и целые стулья, садовые скамейки, доски от диагравов — так назывались бывшие в моде лет пятьдесят назад столики. На пол укладывался стальной, сантиметров сорока в диаметре, блин, к нему подводился замаскированный кабель питания, а над ним, на высоте чуть меньше метра, в воздухе парила массивная столешница. Все в мире преходяще, прошла и эта мода, как прошла мода на диагравитационные пояса, туфли-антигравы, бытовые синтезаторы металлов и многое другое. Беккер отвел взгляд от кучи старого хлама и посмотрел на Гарднера. Сквозь заделанные пластиком окна не пробивалось ни единого лучика. Общее освещение не работало, и мрак рассеивала одна-единственная люминесцентная панель, вытащенная Уралом из какого-то брошенного прежними хозяевами прибора и подвешенная Беккером прямо за выводы у встроенного в стену электрощитка. Щиток располагался не выше полутора метров от пола, и свет, холодный и резкий, падал на лицо Гарднера снизу, придавая ему жесткую решимость. Своего лица Беккер не видел, и потому не мог решить, причуды ли это здешнего освещения или Гарднер так и приехал сюда, с таким вот настроением; и не означает ли это, что ему стало известно еще что-то, чего он пока Беккеру не сказал; неизвестно еще, скажет ли, а если и скажет, то не появится ли и на лице Беккера похожая хмурая озлобленность.

— Да-а, каземат… — снова протянул Гарднер, и Беккер увидел, что никакая не озлобленность написана на его лице, а озабоченность и усталость.

Они спустились вниз, и Беккер успел заметить, что Гарднер с удивлением и некоторой опаской поглядывает на неотступно следующего за ними робота. Урал задраил тяжелую бронированную дверь и легко скользнул вперед, остановившись между холодильником и диваном. Теперь, когда он замер у стены, ничто не выдавало бьющейся в нем электронной жизни. Он походил на предмет обихода, мебель, непонятную установку, поставленную здесь для неясной, может быть, имеющей отношение к науке, цели. Гарднер, неодобрительно оглядевший и толстенную стальную дверь, и манипулировавшего с задвижками робота, инстинктивно посторонился, когда тот с дробным металлическим топотком пробегал мимо, но робот затих, и Гарднер так ничего и не сказал, хотя у него явно просился на язык вопрос, и не один.

Здесь, внизу, было светло, тепло, сухо и уютно. Здесь жили, это видно было по множеству мелочей, и Гарднер невольно расслабился. Он сел в кресло, и Беккер, как хозяин, дожидавшийся, пока усядется гость, тоже опустился на диван.

— Урал, тебя не оскорбит просьба приготовить нам по чашечке кофе? — осведомился Беккер.

— Нет, не оскорбит, — глубоким баритоном отозвался робот, и Гарднер узнал голос, слышанный им во время видеоразговора с Беккером. Робот тут же принялся манипулировать с кофейником, и Гарднер удивленно поднял брови — обычный кибер и не пошевелился бы, не получив прямое приказание. Беккер, заметив удивление Гарднера, улыбнулся:

— Урал у нас личность. Мы с ним тут много разговаривали и пришли к выводу, что эмоции людям только вредят. Теперь, правда, мы в этом не уверены.

Гарднер возмущенно послал Беккеру менто: «Нехорошо-о, нехорошо»… Беккер покачал головой:

— Да нет, Урал лишен комплексов. Его это не задевает, и ущербным он себя не чувствует.

— Может быть, потому, что у меня нет блока эмоций, — вмешался в разговор робот, и Гарднер вновь почувствовал неловкость, словно они обсуждали человека в его присутствии.

— Да, Урал не чувствует себя обделенным, и его не задевает, когда речь идет о нем. Напротив, эта тема кажется ему интересной. Но вот к ментосигналам он глух, и я думаю, что при нем обмениваться менто было бы неэтично. А ты как думаешь, Урал?

— Я думаю, что вы можете вести ментообмен, если почему-то не хотите, чтобы я знал, о чем вы говорите. Хотя вы могли бы просто сказать мне, чтобы я забыл ваш разговор, и я сотру память.

Он поставил чашки и кофейник и снова скользнул на прежнее свое — между диваном и холодильником — место.

— Итак, выкладывай, — не выдержал Беккер. — Я чувствую, что ты неспроста напросился сюда… Гарднер отставил чашку и откинулся в кресле.

— Знаешь, Беккер, ты ведь угадал. Смешно, но Вульфсен опять принес в клюве добычу! Честное слово, я ему напишу отличный отзыв о практике, теперь уже искренне напишу!

— Ну хватит, не тяни! — взмолился Беккер. — Неужели он нашел?

— Нашел, нашел! И ни за что не догадаешься, что именно. Я велел ему молчать, а сам схватил материалы — и сюда! И по видеофону ничего говорить не стал.

Гарднер двумя пальцами достал из нагрудного кармана черный цилиндрик микрокассеты и торжественно поставил на стол. Тут же Беккер схватил кассету и, нетерпеливо улыбаясь, бросил Уралу. Робот поймал ее манипулятором и мгновенно сунул куда-то под корпус. Гарднер готов был поклясться, что у робота не раздвигались никакие шторки, не выдвигались никакие излучатели, что прямо сквозь металл из него ударил плотный синеватый луч света, уперся в стену, задрожал, расплылся в призрачный прямоугольник экрана. Снизу вверх поплыли по нему строчки текста, записанного прямо с дисплея компьютера. Беккер сидел какое-то время, не понимая, затем вник, вскочил на ноги и крикнул:

— Стоп! Достаточно!

Он пробежался по комнате в одну сторону, затем в другую, остановился напротив робота и требовательно спросил:

— Урал, по этим данным ты можешь рассчитать положение спутника на четвертое октября, неделю назад? Время — от четырнадцати до четырнадцати тридцати среднеевропейского времени?

— Да, могу, — ответил робот и замолк. После нескольких томительных минут он заговорил вновь: — Четвертого октября от четырнадцати часов до четырнадцати часов тридцати минут среднеевропейского времени искусственный спутник Земли СЛ-2806 прошел над полуостровом Таймыр, над Западно-Сибирской равниной, над Уралом, Северным Кавказом и Черным морем.

Беккер, сразу успокоившись, сел и закурил. Гарднер, морщась, отогнал дым ладонью.

— Я никогда не видел, чтобы ты курил, — сказал он.

— Итак, ребята, давайте подведем итоги, — вместо ответа сказал Беккер.

Гарднер улыбнулся этому его «ребята», покосился в сторону робота и онемел: Урал деловито возился с кофейником, готовя им новую порцию напитка. «Нет, это все-таки уникальное… создание?…Или существо? Нет, конечно же, не существо! Но что же? Или — кто же? — сумбурно думал Гарднер. — Ведь ни я, ни Беккер не просили его приготовить кофе. Это что, пресловутая свобода воли, которой, если верить нашим ученым схоластам, и отличается человек?»

Урал подал кофе, скромно отступил в сторонку и притих. Весь его вид выражал огромное желание послушать. Беккер отхлебнул глоток, блаженно зажмурился и сказал, обращаясь уже только к Гарднеру: