Теперь надо думать, как выбраться отсюда. Ирония судьбы. Я бы посмеялась, не будь так больно.

Тем не менее окружающий мир уже складывался из кусочков, мысли приходили в порядок. Невзирая на тошнотворную слабость и слипающиеся снова веки, я попыталась сесть. Упёрлась локтями в каменное ложе и оттолкнулась изо всех сил, зашипев от нового приступа боли. Лёгкое белое покрывало соскользнуло, я подхватила его и вновь поморщилась, ощущая всей кожей саднящие уколы. Впервые оглядела себя.

Всё тело в бинтах! Руки от запястий до плеч, грудь, поясница… Я залезла под покрывало и провела пальцами по бёдрам — тоже бинты. Словно кукла, сшитая из лоскутков. Только на куклах не бывает кровавых пятен, проступивших сквозь ткань.

«А ещё думала, ничего нет хуже, чем очнуться прикованной к койке на пиратском корабле. Как же неприятно ошибаться!»

Боль от непонятных ран под бинтами стала немного утихать, и я огляделась. Кроме меня, в комнате никого. Что ж, приятный сюрприз.

Рядом на спинку кресла наброшен синий халат — тот самый, в котором я была на свадьбе у Имин. «Сколько дней прошло с тех пор?»

Неловко разминая затёкшие ноги, я поднялась и натянула на перебинтованное тело халат, повозившись с многочисленными крошечными пуговками. «Пальцы шевелятся, значит, руки в порядке. Теперь бы ещё пригоршню песка или хоть револьвер… да что там, даже простой нож сойдёт». Однако никакого оружия в комнате не видно.

Воздушные розовые шторы трепетали на ветру, заслоняя огромный арочный проём. Оттуда веяло просторами песков, и я осторожно приблизилась. «Балкон!»

Впереди, насколько хватало глаз, раскинулся Изман. Такого зрелища мне ещё не приходилось видеть. Плоские, выложенные голубой плиткой дворцовые крыши с бьющими фонтанами теснились далеко внизу, будто обмениваясь дворцовыми слухами. Впереди совсем близко тянулась опалённая солнцем стена с крепостными зубцами, увитыми гроздьями жёлтых и пурпурных цветов, а за ней вплотную друг к другу стояли дома, сражаясь за каждый клочок тени, возвышались золочёные купола и устремлялись копьями в небо минареты.

Жинь как-то сказал, что мне даже не понять, насколько столица велика и обширна. Доведись мне когда-нибудь увидеть его живым, пожалуй, на радостях даже признала бы, что он был прав.

Скопление пёстрых крыш, казалось, уходило вдаль до самого края мира, но я знала, что это не так. Где-то там за стенами и домами начиналась пустыня, откуда я родом. Однако, потянувшись мысленно к желанным пескам, никакого отклика я не ощутила. Пустыня была безжалостно изгнана отсюда. Чтобы добраться до неё, придётся для начала выбраться за стены дворца.

Я прикинула на глаз расстояние от балкона до стены. Пожалуй, в лучшие дни могла бы допрыгнуть… но пульсирующая боль напоминала, что сегодня не лучший день. Если повезёт, сразу окажусь в городе, а если нет, лягу разбитым трупом на камнях внизу. Может, оно и лучше, чем застрять здесь навсегда.

«Нет! Надо выжить, чтобы снова увидеть Шазад… и Ахмеда на троне… и Жиня — должен же он объяснить, в конце концов, какое право имел целовать меня, после того как бросил!

Значит, уходить придётся через ворота. Так, будто я гостья, а не пленница — но там же часовые, к гадалке не ходи!»

Оружия в комнате не было, зато на полке стояла стеклянная ваза с засушенными цветочными лепестками. Схватив её, я подошла к двери и прислушалась. Затем подняла и грохнула о каменную плитку пола. Должны услышать.

Морщась от боли, я опустилась на колени, выбрала из разноцветных осколков самый крупный и зажала в кулаке острым концом наружу. За дверью уже слышались торопливые шаги. Я ждала с колотящимся сердцем, скорчившись у двери спиной к стене.

«Сработало в Сарамотае, сработает и здесь! Султанская стража едва ли сообразительнее, чем у Малика».

Дверь распахнулась, и мимо промелькнули ноги в светло-серых брюках. Тут же бросившись вперёд, я с силой полоснула их сзади под коленями, надеясь добраться до мягкой плоти.

Вместо этого стекло со скрежетом отскочило от чего-то твёрдого. В тонкой ткани брюк зияла прореха, в которой блестели бронзовые механические сочленения.

Я застыла, вспомнив было Нуршема в доспехах, однако вместо гулкого голоса из-под бронзовой маски услышала другой, хотя тоже очень знакомый:

— Берегись!

Запрокинув голову, я посмотрела в лицо человеку, стоявшему надо мной.

— Она вооружена, — продолжал он, равнодушно встречая мой взгляд.

Оказавшись здесь, я была готова к чему угодно, только не к этому. В дверях, аккуратно причёсанный и одетый, хоть и в разорванных брюках, стоял Тамид.

Голова шла кругом, я застыла от изумления. Не могла пошевелиться, даже когда стражник с револьвером в руке обошёл Тамида и выхватил у меня осколок стекла, испачканный кровью — так сильно его сжимали мои пальцы. Я даже не ощутила боли и не сопротивлялась, когда меня рывком подняли на ноги и отвели назад на мраморное ложе. Лишь раз только дёрнулась, но не в попытке убежать, а не в силах отвести взгляд от Тамида.

Мы выросли по соседству, и после смерти матери он стал мне единственным другом на долгие годы. Другом, которого я в последний раз видела, когда бежала из Пыль-Тропы с Жинем верхом на буракки, — видела лежащим в крови на дороге.

«Ты же умер!» — просились на язык слова, но так и не прозвучали. Демджи не могут лгать. Тамид был живёхонек и сосредоточенно подбирал с пола осколки стекла. На меня он даже не смотрел. Лишь еле заметная морщинка появилась между бровей — очевидно, от усилия делать вид, что не знаком со мной.

Теперь он ходил без костыля. Между тем в тот последний раз, когда мы виделись, принц Нагиб прострелил моему другу искалеченную от рождения ногу — за то, что я отказалась выдать Жиня. Я видела своими глазами, как Тамид с воплями корчился на песке. Знаю, как люди теряли ногу и с менее тяжёлыми ранами, но он как ни в чём не бывало ходил на двух. Прислушавшись к металлическим щелчкам, как у ружейного затвора, я с тяжёлым сердцем поняла: одна нога у него теперь металлическая.

— Что с ней делать, святой отец? — спросил охранник.

— Привяжи и оставь там, — сухо бросил Тамид, поднимая последний осколок стекла. — Сказал так, будто я даже не бывший друг, а какая-то вещь.

Грубые солдатские ладони больно обхватили мою забинтованную талию, и я невольно вскрикнула. Тамид наконец поднял глаза.

— Эй… — начал он, и стражник обернулся.

«Наконец-то!»

— Держи, гад!

Я ударила лбом, сама морщась от боли, и солдат пошатнулся, схватившись за голову. Проворно скатилась с лежанки и кинулась к двери, но он всё же успел опомниться и ухватить меня за халат. Кулак взметнулся, целясь в лицо. Сдвинувшись чуть в сторону, как учила Шазад, я готовилась пропустить его для броска через плечо… но удара не дождалась.

В комнате повисла тяжёлая тишина.

Руку стражника задержал незнакомец. На мгновение показалось, что это Ахмед. Гордый профиль сияет золотом в слепящих солнечных лучах, от которых моё зрение отвыкло за долгие дни во тьме. Чёрные волнистые волосы падают на высокий загорелый лоб, тёмные проницательные глаза чуть припухли, как от бессонной ночи. Только губы другие, решительно сжатые, никакой слабости и неуверенности, иногда заметной на лице принца.