Принц целовал ее плоский живот и бедра и ласкал между ног. Она вскрикнула и вздрогнула, когда он вошел в нее. Он не торопился, желая растянуть удовольствие. А потом, когда она была на грани, он с наслаждением слушал, как она кричит от удовольствия.

Через несколько дней Калиста очнулась от послеобеденного сна и надела сарафан, купленный Ксерксом.

Поначалу ей было не совсем комфортно, но после пары дней страсти в его объятиях она расслабилась. Когда Ксеркс открыл ноутбук и заставил ее выбрать красивые платья на веб‑сайте элитного дизайнера, Калиста сдалась. А через пять минут ее сопротивление сменилось восторгом, потому что она стала восхищаться тканями. Она не позволяла себе подобного годами.

Ксеркс купил все, что ей понравилось, и на следующий день одежду привезли на вертолете. Он настоял, чтобы Калиста примерила обновки. Она одевалась и раздевалась перед ним, и он поддразнивал ее, и его глаза сияли от желания. Потом он повалил Калисту на пол гостиной, и они бурно занимались любовью.

Белый хлопчатобумажный сарафан с завязанными на плечах бретелями стал его любимым нарядом, главным образом потому, что его было легко снять. Поэтому Калиста надела его сейчас и пошла по коридору, недоумевая, где Ксеркс.

Прошедшие два дня они в основном занимались сексом и что‑нибудь ели, а потом неторопливо разговаривали, спали, купались в бассейне или ходили на пляж у подножия скал и плавали в море.

Калиста забыла о самоконтроле. Ей нравилось, что принц флиртовал с ней и смешил, а потом попросила, чтобы он научил ее флиртовать с ним. В конце концов, она стала вести себя естественно, и каждый раз ликовала, когда блестели его глаза и улыбались его губы.

Но ей не хватало одного.

Она надеялась, что, рассказав ему о своей матери, заставит его откровенничать с ней. Ей хотелось узнать, как возникли шрамы на его теле и почему он не хотел, чтобы она прикасалась к ним.

Но чем больше проходило дней, тем отчаяннее она хотела узнать об этом. Она понимала, что это болезненная тема, и не желала причинять ему боль. Но разговор с Ксерксом о ее матери и его яростная защита показались ей бальзамом на ноющую рану. Давным‑давно никто не беспокоился о ее чувствах.

И теперь ей не терпелось сделать то же самое для него. Стать бальзамом на рану, которая причиняла ему боль. Конечно, ей следовало быть сдержанной, потому что эмоциям не место в их отношениях.

Услышав голоса, она пошла к гостиной и остановилась в дверях, увидев, как Ксеркс беспокойно расхаживает взад‑вперед перед окнами, глядя на планшет на кофейном столике.

На экране планшета было изображение рослого и мускулистого короля. Он сидел за письменным столом и подписывал официальные документы. Выглядело это довольно странно. Адонис Николаид, лев Аксиоса, был создан для войны, а не для заседаний в совете директоров.

– Я не знаю, почему ты решил, что я солгу ради тебя, Ксеркс, – говорил Адонис, не глядя в камеру, подписывая документ и откладывая его в сторону, прежде чем взять другой и быстро его прочесть. – Она уже беременна, и, кроме того, никто не поверит в любовь между печально известным плейбоем и дворцовой телохранительницей, особенно учитывая твою репутацию.

Ксеркс засунул руки в карманы джинсов.

– Если ты напишешь пресс‑релиз, Адонис, люди ему поверят.

Его брат поднял глаза от стопки документов, его голубые глаза были ледяными.

– Ты приказываешь своему королю?

Тихий голос Адониса не обманул Ксеркса.

– Нет, – категорично сказал он. – Я приказываю своему жутко упрямому брату.

– Король не может лгать, – настаивал Адонис.

– Король может нарушать правила так, как ему хочется, – парировал Ксеркс. – С моей стороны не будет ни малейшего намека на скандал, связанный с именем Калисты, ясно?

Ее сердце замерло. Она не понимала, почему он так защищает ее репутацию.

– Наверное, тебе стоило подумать об этом прежде, чем уложить ее в постель, – произнес Адонис, смотря на документы.

Ксеркс уставился на планшет:

– Значит, ты снова за свое? Ты собираешься напомнить мне, что я обязан тебе жизнью? Напомнить мне об обещании, которое я дал тебе, когда вернулся? Обещание, которое я нарушил? Ты собираешься заставить меня умолять тебя? – Его глаза сверкнули от ярости. – Потому что я уже сделал все, что нужно, ради тебя.

На гранитном лице Адониса промелькнула свирепость, но она исчезла так быстро, что Калиста решила, будто ей показалось.

– Знаешь, я так не сделаю. Я не наш отец, Ксеркс.

– Но трон важнее всего остального, верно?

– Да, он важнее твоих желаний, – ответил Адонис.

Наступило молчание.

Ксеркс ничего не сказал, уставившись на планшет и стиснув зубы.

– Она дорога тебе, да? – Адонис смотрел прямо в камеру, и у Калисты сжался живот. Она не должна подслушивать частный разговор.

– Ты ей поможешь? – спросил Ксеркс, не отвечая на вопрос брата. – В конце концов, она станет принцессой, поэтому тебе выгоднее, если о ее беременности не узнают до нашей свадьбы.

Адонис молчал. Потом он внезапно отвернулся и снова посмотрел на документы.

– Ты устроил скандал, Ксеркс. Но в этом нет ничего нового. Ладно. Придумай историю о какой‑нибудь нелепой любовной связи, и я поддержу тебя. Я разрешаю тебе жениться на ней. – Он взял документ. – Но если ты ей изменишь и спровоцируешь еще один скандал, я лишу тебя титулов и изгоню во второй раз. Это понятно?

Калиста затаила дыхание, слушая ледяной тон короля.

– Да, ваше величество, – отрезал Ксеркс и выключил планшет.

Он выпрямился, повернувшись спиной к Калисте и снова засунув руки в карманы джинсов.

– Как я понимаю, ты все слышала? – спросил он.

По спине Калисты пробежала дрожь.

– Прости. – Она отошла от двери. – Я не хотела подслушивать.

Ксеркс медленно повернулся к ней лицом.

Его взгляд был мрачным и абсолютно нечитаемым. Он не улыбался. Добрый и веселый любовник, каким был прошедшие дни, исчез. Он был так напряжен, что ей захотелось подойти к нему и помассировать его плечи.

Однако она чувствовала, что ему это не понравится, поэтому не сдвинулась с места.

– В чем проблема? – осторожно спросила Калиста.

– Король озабочен приличиями и не хочет мириться с историей, которую я ему рассказал о том, что у нас роман. Он думает, что никто этому не поверит, – с горечью произнес Ксеркс. – Очевидно, идея о том, что я могу искренне кого‑то любить, совершенно абсурдна.

Она вгляделась в его лицо: