Парнишка немедленно запер дверь, несколько секунд сверлил недоверчивым взглядом изящный серебряный крючок, какие ставят только на птичьих клетках, и обернулся к сестре.

— Можешь умыться в моей купальне, — пренебрежительно усмехнулась брату Алильена, отлично знавшая, чем он сейчас занимался. Добавил своей силы мягкому металлу и наверняка не забыл про сигналку, поэтому сама она может об этом больше не волноваться. — Потом займешь кабинет. Горничная будет спать на коврике в моей спальне.

Невозмутимо отвернулась и направилась в спальню, гадая, каким способом подсматривает за ними Корди. Следит через один из артефактов или посадил соглядатаев у незаметных глазков. Лучше бы второе, тогда она может усыпить их на часок и поговорить с братом. Разумеется, пока нет никакой уверенности, что проклятый дядюшка не использует оба метода о свободной беседе не стоит и мечтать.

Заплаканная смуглая танцовщица, поневоле смирившаяся со своей судьбой, довольно ловко перестелила Алильене кровать, принесла белоснежную сорочку и остановилась с самым покорным видом.

— Возьми одеяло и иди туда, — с деланым безразличием указала Лил в дальний угол спальни, где под огромной вазой с цветущим лимонным деревцем стояла изящная кушетка. — И не хнычь, иначе выгоню.

Девчонка стрельнула ненавидящим взором и тут же с притворной покорностью склонила голову, и не подозревая, какой горечью отозвалось в душе черной искусницы каждое ее движение. Давно ли она сама точно так же смотрела на мужчину, которого оказалось так непросто завоевать… и стократ тяжелее оставить. И пока неизвестно, сможет ли он когда-нибудь ее понять, о прощении Лил теперь и не мечтала.

Тяжело вздохнув, магиня шагнула под полог постели, решительно сбросила платье и дурацкие нижние юбки, чтобы тотчас, как в приоткрытую створку в мир свободных людей, нырнуть в прохладный батист сорочки. И пусть та останется белой всего несколько секунд, но в эти секунды можно смотреть на себя в зеркало и представлять, будто ничего не было: ни нудного пути в позолоченной клетке, ни самодовольной рожи барона Корди, как-то слишком уж бесстыдно лапающего их мать.

— Спасибо, сестрица, — раздался от двери сочащийся ядом голос брата, но Лил не оглянулась, лишь ответила отражению Ленса в зеркале пренебрежительной усмешкой.

И еле успела прикусить язык, заметив, как мрачнеет, наливается горечью взгляд брата, рассмотревшего чернеющую сорочку. Но уже через секунду в его глазах полыхнул огонь неукротимой ненависти, и парнишка ринулся прочь, резко хлопнув дверью.

— Злой щенок, — вовремя вспомнив про шпионов, холодно процедила Лил и принялась тщательно расчесывать на ночь сколотые служанками волосы, попутно вспоминая ходившие по городам байки про черных мастеров.

Как абсолютно уверены все жители баронств и свободных земель, искусники, став черными, теряют почти все чувства и привязанности, и главным смыслом жизни для них, после послушания хозяину, становится забота только о себе. Однако теперь Лил точно знала, как сильно веселят эти россказни самих черных.

Как ни странно, но утром никто не решился потревожить сон Алильены. Не прибегали запуганные посыльные с приказом срочно отправиться к Корди, не пытались проникнуть в ее покои под каким-нибудь предлогом настойчивые шпионки в платьях служанок.

И завтрак тоже никто не принес.

Проснувшаяся с рассветом магиня успела, не вылезая из мягких перин роскошной кровати, спокойно обдумать все показавшиеся ей с вечера странными поступки и слова барона и матери, изобрести несколько новых знаков для переговоров с Ленсом, сходить умыться, одеться и проголодаться.

А в дверь все никто не стучал. Уже проснулась юная танцовщица, неслышно, мышкой сбегала в умывальню, убрала с кушетки покрывало и подушечку и села на ковер у самой двери, безмолвная и неподвижная, как статуя.

Потом появился Ленс, так же крадучись пробежал мимо балдахина стоящей на небольшом возвышении кровати, вскоре вернулся, постоял, изучая танцовщицу, и тихо направился к постели.

— Сестрица? — приподняв полог, позвал он, обнаружив сидящую в подушках Лил, одетую в очередное почерневшее платье.

Магиня задумчиво грызла яблоко, а рядом с ней стояло блюдо, на котором в причудливом порядке было разложено немного фруктов и сладостей. Мальчишка бдительно оглядел небрежно растопыренные пальцы сестры, конфеты, фрукты и скорчил кислую рожицу:

— Я хочу есть.

— Возьми, — безучастно буркнула Лил.

— Это не еда, у меня от яблок в животе бурчит.

— Возьми конфету.

— Я хочу блинов. Позвони, пусть принесут!

— Я не хочу, — отказалась магиня, бросила огрызок и принялась преувеличенно тщательно вытирать пальцы.

— Можно я пошлю вон ту черномазую?

— Она моя горничная.

— А кормить ее ты не будешь? — осведомился Ленс, внимательно поглядывая на мелькание загорелых пальцев сестры.

— Меня не интересует, где едят слуги, — огрызнулась Лил, резко отодвинула блюдо, смешав тщательно выложенную картинку, и спрыгнула с постели.

Прошла в умывальню, распахнула дверь в сад и остановилась, заметив перечеркнувшую проем тонкую, как волос, светящуюся линию. Похоже, выходить из дома ей все-таки нельзя, и кто-то только и ждет, чтобы пленница начала нарушать неизвестные ей правила. Или показала, на что способна, если попадется в очень подлую ловушку.

А вот этого ей делать пока не стоит, и предупредить Ленса тоже нужно очень незаметно. Караулящие их шпионы были бы полными идиотами, если бы круглосуточно не следили за этой дверью, а дураков, как всем известно, Корди возле себя не держит.

Лил снова захлопнула дверь, задвинула засов и направилась прочь, решая по дороге, как поступить с танцовщицей. У девчонки вполне хватит ума попытаться уйти отсюда этим путем, но вряд ли кто-то станет ее спасать. Методы Корди, особенно когда он намеревается посадить кого-то на незримую цепь, не только далеки от порядочных, но и откровенно бесчеловечны.

— Где тут завтракают? — отряхнув с платья несуществующие соринки, высокомерно осведомилась Лил у уныло бродившего по гостиной брата, потом оглянулась на новую горничную и приказала: — Сходи узнай, где тебе поесть, потом вернешься.

Больше она пока ничего для девчонки сделать не могла.

— Я покажу дорогу в столовую, — опередил их Ленс, схватился за засов, секунду помедлил, решительно распахнул дверь и двинулся вперед, изредка важно оглядываясь на сестру.

В огромном трапезном зале по-прежнему били вверх фонтанчики с разными напитками, сновали накрахмаленные, как куколки, служанки, слышался звон бокалов и вилок.

А на том возвышении, где вчера танцевала смуглая степнячка, сидел клоун в невероятно яркой одежде. На нем были широкие алые атласные штаны, нежно-зеленая рубаха, расшитая разноцветными алхимическими знаками, синяя, как колокольчик, парчовая жилетка и золотистые сапоги. На плечи клоуна спадали ярко-рыжие волнистые волосы, украшенные повязанной по-пиратски косынкой, черной в крупный алый горох, а в ушах покачивались серьги черненого серебра в виде гексаграмм с огромными рубинами в центре.