Впрочем, это казалось немного чересчур даже для Чаки.

– Да не стану я никому ничего рассказывать, – пробормотал я.

Бернард осторожно отвернул обложку, и я увидел на странице по-разному сгруппированные фотографии. Все они были черно-белыми и сериями продолжали тему, начатую на обложке. Та же женщина привязана к креслу, фотография с близкого расстояния, на темном фоне без глубины, как будто все снималось перед растянутым от пола до потолка черным полотнищем. Мой взгляд медленно перемещался от кадра к кадру, и каждый казался хуже предыдущего. К женщине присоединился толстый мужчина без рубашки, но в кожаной маске, и встал у стола, на котором были разбросаны какие-то странные приспособления и пыточные принадлежности. В первой последовательности он угрожающе нависал над женщиной, затем последовал ряд, в котором он держал ее за подбородок и раз за разом бил по лицу.

– Херня какая-то, – сказал я. Журнал уже теперь производил на меня действие, обратное обычному. Одно дело – голая женщина, но тут было что-то мрачное и уродливое, и вовсе не завлекательное.

– Не, – выдохнул Бернард, – погоди.

Он перевернул страницу, и хотя что-то подсказывало мне не смотреть, я взглянул.

Мужчина срезал с женщины бюстгальтер и позволил ему упасть на пол. Затем он начал трогать ее, а она кричала и пыталась вывернуться. На последней фотографии на странице мужчина стоял возле стола. В одной руке он держал странное металлическое приспособление с длинной резиновой трубкой, пальцем другой угрожающе указывал на связанную и перепуганную женщину.

– А это что такое? – Я сглотнул так сильно, что почувствовал боль.

Бернард посмотрел на меня и улыбнулся. Его тощая грудь вздымалась быстрее, чем раньше, от стекол очков отражались яркие солнечные лучи.

– Знаешь, что такое клизма?

Я знал, но мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, как именно она работает.

– Господи, – наконец произнес я, – он же не собирается это делать, правда?

Бернард торопливо закивал, его лицо раскраснелось, но не от солнца. Он перевернул страницу.

– Сначала она выглядит такой испуганной, – сказал он, медленно переводя взгляд на журнал, – но когда он начинает, ей нравится, видишь?

– А блин, какая мерзость! – Побоявшись, что меня вот-вот стошнит, я с трудом поднялся на ноги и стряхнул с брюк сосновые иголки. – Зачем мне вообще на это смотреть?

– Ей нравится, – повторил он. – Смотри, на последней странице он ее отвязывает, и она…

– Чувак, ты совсем спятил, – сказал я, изобразив беспечный смех.

Выражение его лица как-то изменилось, и он едва заметно пожал плечами.

– Но сиськи клевые, а?

Я кивнул.

– Да, наверное.

– Наверное?

– Да ну на фиг, она теперь, наверное, старше моей бабушки.

Он закрыл журнал и вернул его в пакет.

– Как думаешь, сиськи у Джулии Хендерсон такие же клевые?

– Не такие здоровые, как у этой, – сказал я, с облегчением наблюдая за тем, как он убирает журнал. – Но наверняка куда клевее.

Джулия Хендерсон была сногсшибательной девятнадцатилетней старшей сестрой нашего одноклассника, Брайана. Все живые обитатели мужеского пола вожделели ее, и мы не были исключением. В довершение всего, почти каждый вечер Джулия пробегала по городу в невероятно коротких шортиках и крошечной маечке, так что для нас не было ничего необычного в том, чтобы бросить все дела и оказаться на улице, как раз когда она пробегала мимо. Это простое событие длилось от силы пятнадцать секунд, но порождало бесчисленные обсуждения всего, что касалось Джулии, – разумеется, по большей части невероятно непристойные, – лишь разжигая пламень наших эротических фантазий.

Бернард подполз к очагу и затолкал журнал в пластиковом пакете глубоко внутрь, затем вернул камни на место. Поднявшись на ноги, он спрыгнул с цементного постамента и встал рядом со мной.

– Ты в курсе, что она тут пробегает, да?

Я этого не знал, но не хотел показаться невеждой в том, что касалось ее маршрута.

– Ну да.

– Иногда я прячусь за очагом и наблюдаю, как она пробегает мимо.

– Ну ты и извращенец.

– Ну что поделать, если я не гомик вроде тебя.

– Заткнись, козел. – Я толкнул его, в шутку и не слишком сильно. – Получается, что я гомик только потому, что не прячусь в лесу и не дрочу, подглядывая за тем, как бегает какая-то девица?

Бернард слегка пожал плечами и рассмеялся, потом поправил очки.

– Ты подсматриваешь за ней так же, как все остальные.

– Да, но не здесь же. В смысле, если я оказываюсь на улице и…

– Если? Ага, рассказывай!

– Ладно, я выхожу из дому, когда она пробегает мимо, ну и что? – Теперь мы уже оба смеялись, но хотя я и чувствовал себя получше, у меня в памяти то и дело всплывали картинки из журнала. – Я смотрю на нее, улыбаюсь, она, как обычно, не обращает на меня внимания и пробегает мимо. Я ухожу обратно домой, и все. Я не поджидаю ее в лесу как какой-нибудь рукоблуд.

Бернард взглянул на меня так, будто занимавшие его мысли были куда важнее, чем ответ на мои оскорбления.

– Знаешь, – негромко сказал он, – если бы я хотел что-нибудь с ней сделать… это отличное место.

– Ага, я уверен, что Джулии прям не терпится прийти сюда и потрахаться с тобой, Бернард. Наверное, сидит сейчас дома и прям трогает себя, вся извелась, мечтая об этом.

Я ожидал, что он рассмеется, но он оставался серьезным.

– Может быть, поначалу она и не захочет.

– Скорее уж никогда. Слушай, если ты окажешься последним парнем на планете, она, наверное, станет лесбиянкой.

– Кретин, я серьезно. Сам знаешь, в сентябре она уедет в колледж.

– И что?

– А то, что если мы собираемся что-то с ней сделать, то надо делать это до конца лета.

– Бернард, послушай меня. Джулия Хендерсон не согласится ничего с тобой делать. Очнись, она, наверное, даже не знает о твоем существовании.

Он прошел к тропинке из леса, потом остановился и посмотрел на меня.

– Я говорил об этом с Риком.

– О Джулии Хендерсон?

– Ага. Он сказал, что было бы прикольно однажды подсторожить ее тут, когда она пробегает мимо, и один из нас мог бы задержать ее и заговорить с ней. – Он снова улыбался, как будто шутил. – А потом другой мог бы подкрасться сзади и быстренько стянуть с нее шорты. Она бы очень смутилась и все такое, но мы бы все там увидели.

Я подошел ближе, и мне в глаза ударил луч света, заставив прищуриться.

– Это Рик сказал?