«Собачья работа», — подумал Орел.

И они зашагали в сторону старой фермы.

* * *

Выждав примерно час, Алекс попрощался с Костей, напялил на себя заранее заготовленную белую курточку, в какой официанты обычно развозят заказы по номерам, и выглянул в коридор. Там было пусто.

Прихватив в холле брошенный Борисом сервировочный столик на колесах, Алекс спокойно подошел к грузовому лифту и нажал кнопку вызова. Кабинка, накануне тщательно смазанная Барсом, приплыла почти беззвучно. Спустившись вниз, он вышел через кухню и ресторан на улицу.

Там скучали двое полицейских, которым и в голову не пришло остановить интеллигентного очкарика в дорогом костюме с маленьким кожаным кейсом в руке.

Выйдя на бульвар, «очкарик» отыскал взглядом черный «Мерседес», достал из кармана ключи и открыл дверцу. Через пятнадцать минут он остановился у банка «Globus». Здесь Алекс первым делом, широко улыбнувшись сидящей за стойкой миловидной служащей, предъявил доверенность и попросил перевести деньги со счета Вадима Бурта на другой счет.

Выйдя из банка, он из первого же уличного автомата набрал монреальский номер.

— Шеф, случилось непредвиденное. Эти придурки устроили войну в гостинице, заставили меня подписать контракт и перевести деньги.

Переждав отборный русский мат Бурта, едва не парализовавший телефонную сеть двух континентов, Алекс добавил:

— Шеф, я еле ноги унес. Если ко лбу приставляют пистолет с глушаком, рука сама все подписывает… А что Интерпол? Там дуболомы почище наших. Весь этот Интерпол ребята накрыли тремя выстрелами, а потом и половину будапештской полиции. Что я мог сделать, шеф? Хорошо, буду искать… Сделаю все, что могу, шеф.

И повесил трубку на рычаг.

«Конечно, они мне теперь и на фиг не нужны, эти ребята, — подумал Алекс. — Но оставлять свидетелей себе дороже».

Он снова снял трубку и набрал другой номер.

* * *

Бурт сразу же сообразил, что, доверившись Алексу, попал в ловушку. Конечно, как и любой работающий за границей выходец из Конторы, тот был себе на уме. Но Бурт был уверен, что держит его на коротком поводке, потому что, во-первых, все связи шли через него. Во-вторых, субординация до недавнего времени еще кое-что значила: именно Бурт как старший по званию был назначен руководить «фирмой», а Алекс определен был лишь в помощники.

Но что-то, видимо, в отлаженном механизме Конторы сломалось, чему Бурт только радовался, до поры до времени не подозревая, что бумерангом болты и гайки этого механизма могут ударить по нему самому. И вот — ударили. Поэтому он метался вдоль бортика бассейна и ругался так, что не только прислуга, но и Вики поначалу боялась приблизиться.

И вдруг ей стало его жалко — этого большого сильного медведя, распухшего от пива. Оказывается, его тоже могли обидеть. Конечно, она никогда его не любила. Хотя в те дни, когда они познакомились, он был все-таки другой — внимательный и галантный.

Тем не менее Вики и сама не могла бы объяснить, почему она, Виктория Завадовская, краса и гордость своих родных и подруг, переехала жить к Бурту.

На первый взгляд все было понятно. Она, официальная королева красоты Израиля, уезжала в Северную Америку, полная надежд на новую, интересную и состоятельную жизнь.

Но оказалось, что красота — товар скоропортящийся. Не потому, что она вдруг подурнела, нет. Многие находили ее даже похорошевшей. Просто после нескольких фотосессий, когда ее фотографии появились во второсортных журналах, Вики вдруг стала никому не нужна.

Уже позже она уразумела простую истину: Вики им чужая. Как ни странно, израильтяне гораздо больше походили на русских, а русские — на израильтян, чем те и другие могли себе представить. А тут — чужая. И ничего с этим не поделаешь. Они были другие. У них не было рассеченного пополам детства, связанного с переездом из России в Израиль. Они не понимали, как может не хватить денег до зарплаты. Они не знали страха быть взорванным на автобусной остановке. И еще: они не говорили по-русски, что почему-то оказалось для Вики очень важным.

С Буртом они познакомились случайно, на одном приеме средней руки, где ее обещали познакомить с каким-то продюсером, но этого так и не случилось. Расстроенная и почти несчастная, она сидела одна на садовой скамейке, ненавидя всех вокруг и намереваясь завтра же вернуться в Тель-Авив, навсегда забыв Канаду.

Именно в этот момент она почувствовала на себе восхищенный взгляд: большой и сильный человек глядел на нее не отрываясь. А когда он подошел и заговорил по-русски, она расплакалась: то ли из-за русской речи, то ли из-за того, что хоть кто-то подошел и пожалел.

Вики никогда открыто не интересовалась делами Вадима. Но будучи девушкой сообразительной, она многое подмечала и делала собственные выводы. Тем не менее долгое время ей было достаточно того, что он ее любил до крайней степени ревности, до желания приковать к дому и никуда не выпускать, утопив при этом в роскоши.

Потом красавице стало этого мало. Она стала хитрить и придумывать любые причины, чтобы вырваться, ненадолго уехать и пожить своей жизнью. И вдруг сейчас она поняла, что есть только два выхода: или бежать совсем, или начать жить жизнью Вадима.

Повинуясь какому-то неведомому до сих пор чувству, она бесстрашно подошла к этому бушующему медведю и молча прижалась к его груди. От неожиданности Бурт остановился и затих. А потом как-то обреченно опустился в кресло, прижал ее руки к лицу и совсем как ребенок пожаловался:

— Никого! Понимаешь, Вики, никого вокруг. Каждая сука хочет тебя продать с потрохами. А у меня, кроме денег, никого и ничего нет.

— Я есть! — вдруг вырвалось у Вики.

* * *

Барс остановил машину на конечной остановке 139 автобуса и понял, что они приехали на окраину. Вдоль улицы тянулись маленькие игрушечные домики с палисадниками, клумбами и аккуратными дорожками, такими же, как и сами дома. На маленькой площади выделялись три двухэтажных здания, в одном из которых, судя по яркому свету в витринообразных окнах первого этажа, была закусочная, а на другом висела вывеска «Почта». Третий дом в наступивших сумерках, видимо, заснул. По крайней мере, он не подавал никаких признаков жизни.

Дождавшись, пока горстка сошедших с последнего автобуса людей разойдется по близлежащим улочкам, Барс повернулся к Насте:

— Что дальше, командир?

— Мне надо найти телефон и позвонить, — сказала Настя.

— В таком виде? — усмехнулся Барс, оглядывая ее окровавленную блузку. — Тебя арестуют, как только ты выйдешь из машины.

— Хорошо, ты пойдешь, — согласилась Настя. — Надо позвонить в Лондон. Телефон 1768901. Ответит Дэвид Стонецкий.

— Что ему сказать?

— Скажи, что ты — Настя, — засмеялась она, — только сильно охрипшая. Представляю, как он удивится.

— А если серьезно?