Около одиннадцати часов вечера к дому Мидхата подошел человек, одетый в белую одежду.

– Знаете ли вы меня? – спросил он, обращаясь к стоявшим у дома кавасам, сбрасывая с себя верхнюю одежду.

– Да, благородный бей, мы знаем тебя, – ответили они. – Ты великий шейх Гассан.

Гассан был в парадной форме; кроме заряженного револьвера, за поясом у него имелись два кинжала, сбоку висела сабля.

– Министры уже собрались? – спросил Гассан.

– Надо спросить Ахмета-агу, лейб-каваса великого Мидхата-паши, он должен знать, – отвечали кавасы.

Седой Ахмет-ага подошел и низко поклонился Гассану.

– Что ты желаешь, господин? – спросил он.

Гассан повторил ему свой вопрос.

– Да, министры уже собрались, – отвечал лейб-кавас. – Благородный Мехмед Рушди-паша, Халиль-паша и Ахмед Кейзерли-паша у моего повелителя.

– Значит, главных еще нет! – прошептал Гассан.

В это время к дому подъехал экипаж. Гассан воспользовался той минутой, когда внимание кавасов обратилось на приехавших, и, открыв дверь, поспешно поднялся по лестнице.

Лестница была уставлена тропическими растениями. Гассан остановился на мгновение между ними, чтобы взглянуть вниз, не приехали ли Гуссейн-паша или Рашид-паша.

Но он ошибся! Внизу стоял старый Шейх-уль-Ислам Кайрула-эфенди.

Его появление доказывало, что предстоящее совещание должно было иметь важное значение.

Кавасы забыли про Гассана или думали, что он принадлежит к числу приглашенных, только никто более не вспомнил о нем. Казалось, он отлично знал расположение дома, потому что сейчас же повернул по слабо освещенной боковой лестнице, ведущей в комнату рядом с кабинетом, в котором должны были собраться министры и другие гости Мидхата.

В это же самое время Кайрула-эфенди вошел в кабинет и поздоровался с бывшими уже там гостями.

Из той комнаты, в которую вошел Гассан, он мог слышать все, что говорилось в кабинете.

Вскоре к дому подъехал еще экипаж, и затем Гассан по голосу узнал, что в кабинет вошел Рашид-паша.

Незадолго до полуночи перед домом Мидхата снова остановился экипаж, из которого вышел сначала адъютант военного министра, а затем и сам Гуссейн-паша. Таким образом, все были, наконец, в сборе.

– Ты собрал нас для важного совещания, благородный Мидхат-паша, – сказал Рашид, – это доказывает присутствие мудрого Кайрулы-эфенди.

– Без сомнения, дело идет о решении такого вопроса, когда нужна помощь священного закона, – заметил Ахмет Кайзерли, который, казалось, уже знал о предмете совещания.

– Перейдемте к делу, мои благородные друзья, – заговорил Мехмед Рушди. – Дела идут все хуже и хуже, потому что мы с каждым днем все более и более погружаемся в лень и беспечность, вместо того чтобы энергично действовать.

– Скажите откровенно, – вскричал Гуссейн, – что мы ошиблись в государе, возведенном нами на трон!

– К сожалению, я должен присоединиться к мнению моего друга военного министра, – сказал Рашид. – И мы должны силою положить конец такому положению вещей! Эта слабость, эта бездеятельность…

– Я боюсь, мудрый Кайрула-эфенди, что это еще недостаточный повод для произнесения Фетвы[34], – сказал Мехмед Рушди-паша.

– Как так! – перебил Гуссейн. – Султан Мурад душевно болен, он неспособен управлять! Я открыто высказал это! Мы здесь не для того, чтобы разыгрывать друг перед другом комедию и играть словами. Я первый начинаю действовать прямо и открыто.

Мидхат с ненавистью взглянул на Гуссейна, как бы не в силах скрыть своей досады оттого, что тот берет на себя почин в этом деле, но Гуссейн не заметил этого взгляда.

– К сожалению, я также вот уже несколько дней замечаю в султане Мураде признаки умопомешательства, – сказал Рашид. – Поэтому я полагаю, что следовало бы снова отложить церемонию опоясания мечом!

– Султан Мурад еще не султан, пока не опоясан мечом Османа, и тем легче свергнуть его, – пояснил Гуссейн.

– Доказана ли болезнь, о которой ты говоришь, благородный паша? – спросил Халиль сидевшего с ним рядом Рашида.

– Я сам был вчера свидетелем припадка, доказывающего полнейшее безумие, – отвечал Рашид.

– Будь так добр, сообщи нам, что ты видел? – сказал Мехмед Рушди.

– Это было вчера вечером, – начал Рашид, – когда меня потребовали в кабинет султана. Я вошел и увидел его сидящим и странно глядевшим на меня большими глазами. Затем он вдруг стал громко хохотать и выкрикивать бессвязные слова. Тогда мне сказали, что с некоторых пор эти припадки стали часто повторяться, и падишах не знает сам, что в это время делает и говорит.

– Значит, он сумасшедший, но мы не должны терпеть на престоле безумного, и следует как можно скорее устранить его.

– Странно, – заметил Мидхат, – я всегда слышал, что принц Мурад был совершенно здоров, пока оставался принцем.

– А теперь он султан и безумен! – резко вскричал Гуссейн.

– Нам ничего не остается, благородный Мидхат-паша, – заметил, в свою очередь, Рашид, – как заменить султана Мурада принцем Абдул-Гамидом.

– А что, если через несколько недель он также сойдет с ума? – спросил Мидхат.

– Тогда он также падет! – вскричал Гуссейн.

В это мгновение дверь соседней комнаты распахнулась, и Гассан бросился в комнату, где совещались министры. В первую минуту после появления офицера, одетого в полную форму, они подумали, что дом окружен солдатами…

Один Мидхат, казалось, понял намерение Гассана, потому что поспешно бросился в сторону, чтобы оставить кабинет.

Гуссейн-паша поднялся с места.

– Настал вам конец, злодеи! – вскричал Гассан громовым голосом. – Ни с места, цареубийцы! – Он прицелился в Гуссейна и выстрелил.

– Я умираю! – вскричал военный министр и грохнулся на землю. Гассан верно прицелился.

Рашид-паша бросился, чтобы остановить его руку, но Гассан поразил его кинжалом, и Рашид упал на землю, обливаясь кровью.

Кайзерли-паша тоже хотел остановить убийцу, но после недолгой борьбы упал, раненный в плечо и в бок.

В это время на крики и шум в комнату вбежали Шейхри-бей и мушир.

Везде был страшный беспорядок, на полу лежало двое убитых и один раненый.

В первое мгновение Шейхри-бей не мог понять, что происходит, и, увидя одиноко стоявшего Мидхата, принял его за виновника всего происшедшего. Он прицелился в него из револьвера, но в это мгновение в комнату вбежал старый кавас Ахмет-ага и бросился между Мидхатом и Шейхри-беем, так что пуля адъютанта Гуссейна попала в него, и Ахмет-ага был убит на месте.