За спиной он слышал, как рыцари объясняют его сыну.

– Граф Фолькмар разорвал железное кольцо врагов и пал в бою, когда вел своих людей к озеру. Они дошли вот до этого места. – И рыцарь показал молодому Фолькмару место, где погиб его предок.

– Его сын был с ним? – вопросил мальчик.

– Конечно, – ответили рыцари. – Фолькмары всегда искали встречи с врагами. – Компания снова оседлала коней и возобновила движение к Табари, где мамелюкские стражники с удивлением воззрились на них, словно с холмов, где погибли их родственники, спускались привидения. Прозвучал сигнал тревоги, и правитель, мамелюк с пышными усами, покинув крепость, лично вышел к воротам, где, ознакомившись с приказом из Дамаска, разрешил им войти в пределы города.

Они прибыли в гостеприимный маленький город, окруженный стенами с трех сторон, а с четвертой тянулось озеро. Поскольку Галилея лежала значительно ниже уровня моря, воздух тут был тяжелым и жарким, но с озера приятно поддувал прохладный ветерок, и угощение было превосходным. Арабы, обитавшие в городе, – здесь было не больше шести мамелюков и сотни турок – были гостеприимны, и все жаждали выслушать новости из Акры и Назарета.

Воины сняли доспехи и с удовольствием расположились в удобных креслах у озера, попивая перебродившие напитки, которые поставлялись в местный гарнизон. А затем мамелюк-правитель, пригладив усы, предложил спуститься по дороге к горячим баням, которые прославили город еще во времена римлян, и в первый раз юный Фолькмар увидел, как из земли бьют источники с обжигающей водой. Запыленные путники с наслаждением расслабились в парной, чувствуя, как жар раскрепощает мышцы, уставшие от сидения в седле. Затем, когда они оделись и верхами проехались через город, граф Фолькмар чувствовал, как его грызло сожаление, когда он думал: «Когда-то все это принадлежало нам. Когда-то тут жил король и собирал дань с земель на десять миль в окружности. Приезжать зимой в Табари и принимать горячие ванны – это лучшее, что может предложить Галилея».

Он поблагодарил мамелюка-чиновника за его любезность, и бывший раб поклонился, но тут Фолькмар крикнул сыну:

– Смотри! Смотри! Это еврей! – И в первый раз в жизни мальчик увидел еврея.

– Кое-кто из них вернулся из земель франков, – объяснил мамелюк, рассматривая незнакомца так, словно тот был каким-то новым видом лошади, полезной, но непривычной.

Юный Фолькмар застыл на месте, пораженно глядя на этого странного человека, неторопливо переходящего улицу. Он был бородат, с шапкой на голове и слегка шаркал; у него был такой вид, словно он ищет кого-то или что-то. Мамелюк обратился к нему по-арабски, и человек подошел к рыцарям. Он говорил на ломаном арабском, но все же смог объяснить, что прибыл из Франции.

– Почему? – спросил усатый правитель.

– Потому что для евреев это святой город.

– Почему? – на этот раз заинтересовался Фолькмар.

– Потому что в этом городе была записана Библия и к тому же еще И Иерусалимский Талмуд.

– Что это такое – Талмуд? – спросили рыцари.

– Еврейская книга законов, – объяснил человек, и ему было позволено идти дальше.

По какой-то странной причине Фолькмар был доволен, что его сын наконец воочию увидел еврея, потому что никто из них не останавливался в Ма-Кере вот уже две сотни лет. И все же, когда мальчик станет старше и прочтет хроники, он обязательно наткнется на те загадочные строчки, которые всегда вызывали у Фолькмаров раздражение. Около двухсот лет назад какой-то неизвестный священник высказал свои подозрения вот в этом тексте:

«А потом люди поняли: на своем смертном одре графиня Фолькмар сказала, что и религия Христа, и религия Магомета – глупости, и по замкам стали разгуливать слухи, что она так выразилась потому, поскольку сама была еврейкой. Она хранила это в тайне, но вспоминали, что ее часто спрашивали: «Почему ты не откажешься от своего имени Талеб и не возьмешь христианское имя?» – а она резко отвечала: «Потому что я родилась с именем Талеб и глупо менять его». А потом другие вспоминали, что ее отец Лука – он-то все же взял христианское имя – был похож на настоящего еврея. Он был сведущ в медицине. Он не ел свиного жира. Он умел читать и писать. Ему были доступны мистические знания. И он был необычайно искусен в добывании денег, чем занимался для графа Фолькмара, пока тот был жив, а потом для сира Гюнтера. Но подозрения росли, и именно по этой причине некоторые благородные дома из Антиохии и Иерусалима отказывались вступать в брачные отношения с Фолькмарами, но другие, видя, как богатеют их владения, торопились, пока их не опередили остальные, заключить с ними союз».

Граф Фолькмар посмеялся над этой старой сказкой, вспоминая те «благородные дома», которые отказывались заключать браки с его предками.

– И где они теперь? – спросил он. – Исчезли давным-давно. – Он хмыкнул. – Талеб – самое нормальное арабское имя из всех. Она не была еврейкой. Она была упряма, но, видит бог, ее наследникам не хватило этого упрямства в ту ночь, когда они позволили идиотам уломать себя, что бой надо принять на Рогах Хаттина. – Он покачал головой, словно не в силах справиться с разбегающимися мыслями и воспоминаниями, опустился обратно в кресло и стал смотреть на озеро.

Из Табари пилигримы двинулись на север, в приятное уединенное селение, где плодородные поля спускались до самой воды и где Иисус Христос накормил толпу жаждущих пятью ломтями хлеба и двумя небольшими рыбками: «И они ели их, и насытились. И остались двенадцать корзин, полных объедков и остатков рыбы. И хлебами этими насытились почти пять тысяч человек».

– Это в самом деле было? – спросил мальчик.

Фолькмар удивленно посмотрел на сына.

– Конечно! – сказал он. – Если ты выловишь тут рыбу, то увидишь, что от нее осталась лишь половинка, словно другую откусили.

Когда были собраны все остатки трапезы, Иисус бросил их в озеро. Конечно, все это было. Поэтому мы и предприняли паломничество.

И пока отец объяснял, мальчик с новым интересом рассматривал Капернаум.

– Тут расселись пять тысяч человек. Вот по этой тропе принесли корзину с двумя рыбами. А Иисус стоял точно на том месте, где должен быть алтарь этой разрушенной церкви. Когда я был мальчиком, то видел на полу ее изображения рыб. – Он провел рыцарей в разгромленное святилище, где и стал бродить среди обломков, пока не нашел кусок мозаичного пола, который когда-то полировали священники из Византии; и две каменные рыбы были для него столь же реальны, как и живые цветы на полях вокруг храма. Вот тут стоял Иисус. Он накормил пять тысяч человек двумя рыбами, изображенными в мозаике.

– Поэтому наша земля и называется святой, – тихо сказал он. Рыцари решили возобновить подъем на крутой холм, откуда они наконец увидели горную деревушку Цфат. Там им предстояло встретить Музаффара, который возвращался из Дамаска.

Это был самый тяжелый момент их пути. Битва у молчаливых Рогов Хаттина состоялась сто лет назад, а вот потеря Цфата продолжала оставаться в памяти крестоносцев зияющей раной, и после того, как рыцари предъявили гарнизону мамелюков свое разрешение, они прошли во двор, где когда-то высилась благородная христианская крепость. Стоявший высоко на холме, с крутыми откосами на каждой из стен, величественный замок Цфата был маяком надежды для окружающих мест. С его стен можно было увидеть и море Галилейское, простирающееся далеко внизу, и северные равнины. Он господствовал над дорогой из Дамаска в Акру и над дюжиной проходов поменьше. Когда на самой высокой башне загорался сигнальный огонь, он достигал побережья, и Акра могла пребывать в уверенности, что на восточных болотах все в порядке. Этот замок на холме был самым главным, и в 1266 году здесь случилась одна из подлинных трагедий Крестовых походов, после которой в сердцах европейцев поселился страх.