здесь, на одной десятой длины, должна состояться завязка. А тут, за две десятых до конца, начинается кульминация. Во время нее раскрываются все главные секреты – иначе зритель не получит удовольствия.

Затем он поставил отметину, не дойдя до кульминации примерно полфута:

- Если б мы с вами были героями пьесы, то сейчас находились бы вот здесь. Кульминация еще не началась. Вы слишком рано раскрыли тайну. Боюсь, отче, я вам не верю.

Давид заставил себя усмехнуться:

- Милорд, но мы же не герои сюжета! В жизни все совсем иначе!

- О, нет, жизнь очень похожа на книгу - если, конечно, книга хороша. Герои постоянно темнят, этим создается сюжетная интрига. Точно так же лгут и живые люди. Лгут раз за разом, снова и снова, хотя уже были пойманы на вранье, и чудом избежали пыток. Затем, у каждого персонажа есть основная черта, образующая характер. В жизни – тоже. Я – белая ворона, Джемис – воин, Роберт – фаталист, Минерва – умница… вы – лжец.

- Милорд, неужели я когда-либо…

- Постоянно, отче! В этом и штука. Вы лжете так регулярно, что это буквально вросло в привычку. Вы лгали и при встрече, и у стен Лабелина, и в столице, и в Степи. И всякий раз старались обезоружить прямотою: да, милорд, раньше-то я вам соврал, но теперь говорю чистую правду! Например, вы сознались в получении шифровки от ордена – и как бы сказали этим: смотрите, насколько я честен! Нет, отче, вы лжец до мозга костей. Само слово «отче» - и то обман. Какой вы священник, если не верите в Дары богов?

Давид низко поклонился:

- Каюсь, милорд, я грешный человек…

- Закройте рот, - бросил герцог. – Ваша скромность – тоже обман. Вы считаете себя в сотню раз достойней, чем любой феодал. Вы же хотите осчастливить мир, накормить голодных, утешить страждущих. А Ориджины и прочие лорды – надменные эгоисты.

- Нет же, вы сами знаете, как глубоко я уважаю вас! Это гнев говорит вашими устами!

- Уважаете так глубоко, что даже сейчас врете.

Если страха не скрыть, его лучше выдать за грусть. Трус не мил никому, зато грустный человек вызывает сострадание. Глубокая скорбь исказила лицо Давида, в глазах блеснула влага.

- Милорд, ваши слова – худшая кара для меня. Есть ли хоть один способ, чтобы вернуть ваше доверие? Скажите, и я сделаю что угодно!

- Попробуйте умереть, - сказал герцог Ориджин.

Во рту пересохло.

- Ваша светлость, что вы говорите?!

- Вот в чем штука. Франциск-Илиан, король-сновидец, провел в монастыре восемь лет. Это очень умный человек. Неужели ему понадобились годы, чтобы заучить фразу: «Предметы падают со Звезды»? Тайна не может быть настолько простой, иначе ее бы давно знали все. Существует второе дно, которого вы мне не показали. А поскольку я больше не верю вам, то применю иные методы дознания.

Он махнул рукой:

- Капитан Лид! Святой отец говорит, что Дары падают со Звезды. Узнайте у него, правда ли это. А для начала получите код связи с орденом.

Лидский Волк возник из темноты:

- Давно пора, милорд.

Давид рухнул коленями на мокрый песок:

- Ваша светлость, не нужно. Я все расскажу!

- Конечно, расскажет, – потирая руки, выронил Лид.

- У леди Ребекки был зуб с отравой, - мрачно ответил герцог. - У агентов ордена есть наверняка. Если Давид пожелает остаться собою, то умрет так же, как жил - лжецом.

Меч - 8

Ноябрь 1775г. от Сошествия

Лид, герцогство Ориджин

Древний Лид сдался Избранному без боя. Первым среди северных городов, он признал над собой власть Рихарда Ориджина. То было чудо!

Лед с отрядом перстоносцев, как и везде, подъехал к городским воротам, назвал себя и предложил подчиниться. Прежде на подобные слова случались разные ответы. Самым частым было молчание брошенных домов. Реже летели из засад арбалетные болты, звучала брань. Тогда ханиды брались за дело… Но на сей раз произошло внезапное: створки ворот двинулись врозь. На мост вышел седой офицер, склонил голову перед Рихардом:

- Я – командир городской стражи. Советом старейшин уполномочен вручить вам ключи.

Над головами возвышались лидские стены: семьдесят футов гранита, двенадцать футов толщиной. Могучие башни глядели змеиными глазами бойниц, рвы чернели гибельной масляной водою. Лид выглядел совершенно неприступным - казалось, даже горы потеснились, боясь соперничества с ним.

Рихард Ориджин не сразу поверил глазам. Такие твердыни не достаются без крови. Как если б дикий жеребец сам лег на землю и отдал спину под седло! Лед потратил целый день, чтобы занять город без риска. Воины входили малыми отрядами – восьмерками и святыми дюжинами. Занимали башни, галереи, мосты, бастионы, посылали вестовых к полководцу. Собрав сотню докладов о том, что нигде нет и тени сопротивления, он позволил основным силам войти в Лид.

И даже тогда было тревожно. Ворота вели не в город, а в зазор между двумя кольцами стен. Дорога шла по дну гибельного мешка, обжатая камнем с боков, спереди, сзади. Гранитные стены пестрели амбразурами, жерлами, горловинами труб. Казалось, в любой миг прозвучит приказ – и рухнет на головы град камней и стрел, хлынет ливень кипящей смолы. Все, кто зашел в простенок, обратятся в кровавое месиво…

Но Лид действительно преклонил колено. Большая часть горожан вышла на улицы, чтобы увидеть новых сеньоров. Встреча была не из тех, какими радовал Нортвуд. Никто не кричал: «Избранный, скажи речь!», не просил чуда, не ждал угощений, не подсовывал своих детей. Чтобы впечатлить горожан, Избранный исчез и появился - но вызвал не больше удивления, чем воробей, севший на голову статуи. Лид смотрел на пришельцев тысячами холодных глаз.

Граф Виттор и его вассалы тоже хмурили брови. До войны Лид насчитывал восемьдесят тысяч душ, сейчас по всем прикидкам не набиралось и сорока. Городской гарнизон покорился Рихарду – но состоял он из юношей и стариков. Все до единого кайры покинули город вместе с половиною жителей. Из того, что осталось, не соберешь и одной полноценной роты.

Но даже так, успех был впечатляющим. Из четырех крупнейших городов Ориджина два сменили флаги: Лид и Беломорье. Это делало Рихарда властителем половины герцогства. И, что гораздо важнее, Лид обещал провиант. Десятки тысяч мещан собрались тут зимовать - значит, погреба полны. Реквизировать припасы – и до конца войны хватит!

Центральная площадь города лежала в тени двух