Привет. Меня зовут Мэгги Дрезден.

Папа у меня нормальный, но только он плоховато разбирается в монстрах. Я уверена, что он в этом не виноват, просто он взрослый, а взрослые часто бывают очень глупыми, имея дело с чем-нибудь. Особенно со всякими чудищами.

Взрослые ужасно тупят, когда дело доходит до чудищ.

Обычно летом их не видно, но в тот день они были повсюду. Мимо нас прошли двое стариков, которых захватили баглеры. Если честно, не знаю, как они на самом деле называются. Мы с Мышом сами придумали название. У них над головой висела какая-то пелена, похожая на пару старых грязных бумажных пакетов, но, если хорошенько присмотреться, можно было разглядеть, что находится под ними. Баглеры – не такие уж опасные чудища. Мне кажется, они питаются мозговой энергией людей, которые слишком много говорят о политике, и делают так, чтобы люди разговаривали о политике еще больше, ведь тогда баглеры точно не останутся голодными. Просто надо смотреть внимательно: люди, которых они захватили, при первом же случае начинают говорить о политике.

Можно подумать, что взрослые, на которых поселились телепатические монстры, постоянно пожирающие их лица, бывают интересными. Но ничего подобного. Вот так.

– Значит, ты никогда не была в зоопарке? – спросил папа.

Мой папа выглядит жутковато, но вы его просто не знаете. Он выше всех моих знакомых, у него шрамы, темные волосы и мускулы. То есть мускулы у него длинные, хорошо растягиваются, но все равно видно, что он сильный. К тому же он чародей. Я знаю, мало кто верит в магию и монстров, но это потому, что большинство людей – глупые. Для взрослого папа кажется совсем не глупым. И я ему вроде как нравлюсь. Это видно по тому, как он со мной говорит и смотрит на меня.

Мне это очень нравится.

Я просто так, из принципа, подождала, пока старики с баглерами не отойдут подальше, чтобы они нас не услышали, и сказала:

– Мисс Молли как-то хотела отвести меня туда, но там было так много людей и так много неба, что я расплакалась.

Я замолчала и стала ждать: что он об этом подумает? Мой папа дерется с плохими людьми и монстрами как профессионал. Я не хочу, чтобы он считал меня трусихой.

Просто мы с ним познакомились совсем недавно. Но иногда вдруг становится очень шумно, беспокойно, все вокруг мелькает, я не могу сосредоточиться. Хорошо, что Мыш рядом. Мыш всегда понимает, когда происходит что-то серьезное, и помогает мне справиться со всем этим.

Папа, кажется, задумался над тем, что нужно сказать, а потом ответил:

– Знаешь, в этом нет ничего страшного.

– Мисс Молли сказала то же самое, – заметила я. И она тоже немного помолчала, прежде чем ответить. Я не хочу, чтобы папа считал меня чокнутой. Я не чокнутая. Но иногда так трудно не закричать и не расплакаться. Я пошла немного медленнее, чтобы оставаться в его тени, где было темнее и прохладнее. Лето в Чикаго такое жаркое. – Но я тогда была маленькой.

– Да, наверное, – сказал он. Мне нравился его голос. Он гремел в его груди – так мило. Когда папа читал мне вслух, казалось, этот голос будет звучать без перерыва всю ночь. – Если что, можем уйти, как только захочешь.

Я посмотрела на него. Он серьезно? Тот день казался особенно ярким, шумным и солнечным. У меня уже закладывало уши от звуков вокруг нас. Хотелось заткнуть их, закрыть глаза и отгородиться от всего этого.

Но это был первый день, который мы с папой решили провести вместе. Раньше ничего такого не случалось. Карпентеры очень, очень хорошо относились ко мне, разрешили пожить у них. Я люблю их. Но они – не мой папа.

Уверена, он отвел бы меня в другое место, если бы я попросила. Но я не хотела, чтобы он считал меня маленькой девочкой, которая даже не может пойти в зоопарк.

Мыш, как всегда, шел рядом, а теперь приблизился еще на пару дюймов, подбадривая меня. Краем глаза я увидела, как он раскрыл пасть и улыбнулся своей воодушевляющей собачьей улыбкой, а его хвост, когда Мыш завилял им, хлопнул меня по спине.

Папа у меня очень сильный. Вдруг и я смогу быть сильной.

– Я хочу посмотреть на горилл, – сказала я. – И Мыш тоже.

Папа улыбнулся мне. Когда он улыбается, то выглядит совсем по-другому. Наверное, становится больше похож на настоящего папу.

– Ну хорошо, – согласился он. – Так и сделаем.

Он сказал это таким же тоном, как солдаты в кино говорят: «Приступить к операции», а сам начал осматриваться: окинул взглядом все вокруг и быстро посмотрел на деревья у нас над головами, будто охотился на какого-нибудь монстра. Думаю, он даже не понял, что делает это.

Мой папа много раз сражался со всякими нехорошими существами. Он видел, как с людьми происходят нехорошие вещи. Мисс Молли говорит, что после такого остаются раны, но их не видно. Точно так же, как взрослые не видят разных чудищ. Но она сказала, что он переживал все это, не жалуясь, и не позволял, чтобы все это мешало ему помогать людям. Даже когда ему было очень, очень тяжело.

Как, например, со мной.

Я пытаюсь быть хорошей. Но когда происходит что-нибудь важное, не получается ничего делать хорошо. Другие дети не хотят со мной общаться. Даже когда мне удается найти друзей, они не всегда меня понимают.

Может, и папа тоже не понимает. У него уже есть тяжелая работа. Может быть, это слишком трудно для него – быть моим папой.

– Ты волнуешься? – услышала я свой вопрос. Он удивленно моргнул.

– С чего бы мне волноваться?

Папа взглянул на меня так, будто был очень привязан ко мне. В такие минуты я не могу смотреть на него. А вдруг он передумает?

Все может измениться. Очень быстро.

– Не знаю, – сказала я. – Я волнуюсь. Никогда еще не ходила в зоопарк с моим папой. Вдруг я сделаю что-нибудь неправильно?

С секунду он шел рядом со мной молча, а потом нежно погладил меня по голове.

– Я уверен, что здесь не то место, где делают что-нибудь правильно или неправильно.

И он был бы прав, если бы только я не боялась превратиться в полную дебилку, когда все вокруг станет слишком большим и шумным.

– А вдруг… я даже не знаю. Вдруг я что-нибудь подожгу?

– Тогда поджарим маршмеллоу.

Вот такие глупости обычно говорят взрослые. Но все равно мне было приятно слышать это от него.

– А ты странный.

Мыш прижался ко мне и