– Мальчик никого не убивал, – пробормотал комендант, чувствуя, что Вэл готовит ему какой-то подвох.

– Так ведь у него еще все впереди. Кто знает, что из него выйдет, когда он вырастет? – философски заметил музыкант. – А я знаю людей, Иваныч, которые рассуждают так же, как ты. И живут они всего в двух перегонах отсюда. Твои слова насчет мутантов были бы встречены на «ура» в Четвертом рейхе.

– Тьфу! – сплюнул комендант, для которого сама мысль о том, что он в чем-то сходится с фашистами, была непереносима.

– А еще я слышал, – не унимался Вэл, – что Кошка прикончила лишь тех, с кем у нее были личные счеты. А кое-какие отморозки, воспользовавшись случаем, стали подделываться под ее почерк. Нарочно отрезали убитым одно ухо и мизинец, чтоб на нее подумали.

– И откуда такая информация? – подозрительно спросил Зотов.

– Я люблю путешествовать, и у меня много знакомых в самых разных кругах, – усмехнулся Вэл. – Что люди не расскажут постороннему, то с легкостью поведают известному музыканту за кружкой браги. Так что, по-моему, девушку в чем-то можно понять. Впрочем, я слышал, что бедняжку потом тоже убили…

– Ну, если еще и не убили, то наверняка вот-вот убьют, – примирительно сказал комендант и со значением посмотрел на Вэла.

– Так что и спорить не о чем, – развел руками тот, убедившись, что комендант понял его.

И все же Илья Иваныч снова обратился к Нюте:

– Подумай как следует, прежде чем вести на Тушинскую кого попало. Конечно, рабочих рук у вас не хватает, но это не значит, что надо беглых преступников собирать на станции.

– Почему сразу преступников? – возмутилась Нюта. – Ей ведь так и не предъявили внятного обвинения. Подумаешь, какую-то девицу убили на Ганзе! Так они что, теперь в каждой незнакомой женщине будут шпионку подозревать? А Катя, между прочим, спасла двух чужих детей, хотя сильно рисковала при этом. Уже за одно это ей многое должно проститься – если она вообще нуждается в прощении. И ей помогала святая заступница. Даже я не сподобилась ее видеть – а Катя смогла. Значит, и не нам ее судить.

– Да к тому же до Тушинской еще дойти надо, – со значением ввернул Вэл.

– Опять святая заступница! – со стоном сказал комендант, обхватив голову руками. – Как же тяжело, когда руководить приходится бабским коллективом.

И тут в закуток вошла коренастая и не слишком красивая девушка, при виде которой лицо начальника смягчилось.

– Все подслушиваешь, Алина? – сказал он с упреком, но тут же против воли улыбнулся.

– А ты сегодня такой грозный – и подойти-то страшно, – Алина обняла отца. – Пожалуйста, сделай так, как Нюта просит.

– Да ведь ты эту девушку даже не видела.

– Да уж вся станция об этом говорит. Ее Вэл видел. А Кора, гадалка, говорит, что для нас она не опасна.

– Ну, если Кора говорит, – язвительно протянул комендант, – тогда, может, мне уже пора место освобождать. А станцией будет управлять бабий совет. Представляю, что вы там наруководите. Ведь случись чего, отвечать не Кора будет.

– Я за нее отвечаю, – упрямо сказала Нюта. – Как за себя. Она меня спасла. Теперь моя очередь. Тем более, если нам удастся дойти до Тушинской, вряд ли Катя вернется потом в большое метро. По крайней мере, в ближайшее время. Значит, это будет уже не ваша головная боль. Насколько я знаю, туннели от Беговой к Полежаевской еще и не думают раскапывать. А поверху идти далеко не каждый отважится.

– Да, если удастся дойти… – как эхо, ввернул Вэл, словно невзначай.

Алина снова обняла отца, и тот махнул рукой, как бы говоря: «Делайте, что хотите». И не видел, как его дочь послала Нюте торжествующий взгляд.

– А младенцев-то куда – тоже на Тушинскую? – спросил комендант, но тут же сам себе ответил: – Нельзя, они дороги не вынесут. Значит, останутся здесь. Бабья полно – найдется, кому нянчить. Все прибыль. Будет хоть мальчишек на станции побольше…

* * *

Когда вечером Нюта и Вэл еще раз зашли навестить Кошку, вслед за ними в каморку вошла какая-то женщина – темноволосая и темноглазая, одетая в пестрое тряпье. Дети безмятежно посапывали у нее на руках. Как ни странно, они будто окрепли и поправились, Кошка осторожно дотронулась до маленькой ручки Павлика – он сжал ее палец в руке и сделал гримасу, словно улыбался. Она понимала, конечно, что улыбаться он еще не умел, но все равно была рада.

Кошка все пыталась понять, где же она видела эту женщину. Та осторожно качала то одного, то другого ребенка, и Кошка вдруг заметила, что одна рука у нее замотана пестрым платком, как повязкой. Женщина смотрела на нее без улыбки, и Кошку, наконец, осенило…

– Это ведь ты была тогда в туннеле, возле мертвой Яны! Ты отвела глаза бандитам, ты меня спасла. Так ты – святая?

Женщина покачала головой:

– Ошиблась ты, девушка. Какая я святая? Я просто Маша, гадалка. Меня тут всякий знает. Не бойся за младенчиков. Будут живы и здоровы.

Нюта серьезно кивнула:

– Можешь быть спокойна. Никто у нас не умеет лучше ходить за больными.

Теперь насчет детей можно было не волноваться, а что будет с ней самой – не так уж и важно. И Кошка еще раз попыталась отговорить Нюту от ее затеи:

– Зря вы меня не слушаете. Мне не дадут уйти далеко. Люди, которые меня ищут, наверняка уже здесь, на станции. Если вы куда-нибудь отправите меня, они постараются убить меня по дороге. И те, кто со мной пойдет, умрут тоже.

– А мы все-таки попробуем, – отрезала Нюта. – Нам главное – до Беговой дойти. А там выйдем наверх – и еще посмотрим, кто кого. У нас есть для врагов кое-какие сюрпризы в запасе…

На пороге женщина, пропустив вперед Вэла и Нюту, оглянулась и заговорщически улыбнулась, словно напоминая об общей тайне. И ушла прежде, чем потрясенная Кошка успела сказать хоть слово.

– Давайте устроим отвальную? – предложил Вэл Нюте и Сергею. – Посидим напоследок. А то наш гость так и не услышит, как я пою.

– Это будет ужасно! – фыркнула Нюта. Сергей взглянул с недоумением. До песен ли теперь, в самом деле?

– Скучные вы какие, – поморщился Вэл. – Наоборот, надо повеселиться как следует. А если за нами и вправду следят, то ни за что не подумают, что поход намечается именно на эту ночь. Решат, что вы напились и никуда не уйдете.

– Неплохая мысль, – подумав, признала Нюта. – Нам надо только собраться заранее, а потом сделаем вид, что намерены выпивать всю ночь, а сами улизнем потихоньку.

И к вечеру даже изумленная Кошка сквозь приоткрытое окошечко изолятора могла слышать переборы струн, иногда перемежающиеся громким смехом. Судя по всему, на станции веселье было в разгаре. Уж не забыли ли они, что собирались в поход? Или все-таки решили прислушаться к ее предупреждениям и все отменить – но почему тогда не предупредили?

Тем временем Вэл успел уже спеть про четырехглазого мутанта и теперь перебирал струны, подбирая очередную мелодию. Народу вокруг собралось множество – далеко не каждый вечер музыкант баловал их песнями.