Я наклонилась, порыскала и увидела болт в просвете между полом и дверью.

– Ключ давай.

– Что?

– Ну не тупи, давай мне ключ, вон же.

Открыла дверь и протянула болт тебе, но, увидев, как ты возишься слепым котенком, схватила очки и починила сама – за годы без постоянного мужика в квартире, кажется, я и кран научилась пересобирать с закрытыми глазами.

– Спасибо. – Ты надел очки, перестал щуриться, и твои голубые глаза сразу уменьшились и как будто посерели, но ты улыбнулся так хорошо, что захотелось еще чем-то помочь. – Теперь я тебя вижу.

– А до этого я была говорящим пятном?

– Типа того. У меня –8, представляешь.

– Ого. Ладно. – Я кивнула на свой блок. – Я к себе, а ты больше не ломайся.

– Хорошо. Меня Никита, кстати, зовут.

Ты протянул мне руку, как никогда не делали парни в моем городе, и пожал осторожно, будто боялся сломать.

Я зашла в свою комнату, увидела желтые обои, выкрашенные в несколько слоев, занозистый паркет, пыльные синие тряпки на окнах, кровати, которые больше похожи на боковушки в плацкарте, и сразу подумала, что мне придется найти себе неважно какой серьезности москвича, лишь бы отсюда свалить.

Лиза с мамой пошли закупаться продуктами, звали и меня с собой, но я умаялась и легла отдохнуть. Уснула, а разбудил меня твой голос над ухом – вернее, через стенку, но звучал он именно так. Потом Лиза вернулась, а ее мама уехала домой. Добираться на машине до их города часа два, так что Лизка постоянно сваливала на выходные. Ночью же мы проснулись оттого, что плывем и вещи наши плывут, а в дверь барабанят: девочки, потоп! Нам велели ждать сантехника, но и самим вычерпывать воду, а у нас одно ведерко Лизино да корзина мусорная – плотная, но пропускает. Пришел дежурный сантехник; конечно же, в стельку. Сказал, что сосудысощаются, так что лить в нашу раковину нельзя, и я забарабанила в твою дверь, а ты выполз в трусах с Человеком-пауком и пустил в свой блок, нашел у себя в ванной тазик и стал нам помогать, а потом пришла тетка с этажа и велела писать объяснительную, по какой такой причине мы затопили себя и десять этажей под нами, но через две минуты выдала – хорошо, что мы первокурсники, не скандальные и вообще девочки. И всю ночь мы вычерпывали воду, а к пяти утра из дома приехал уже трезвый сантехник и смог перекрыть стояк. И еще три дня мы ходили в твой блок в туалет, мыться, набирать воду. Оставались у тебя на чай – Лиза не засиживалась допоздна, а я еще как, ведь ты козерог, как и я, только я ранний, почти стрелец, огненный, а ты уже зрелый, земной, и вообще я так решила, что у нас много общего, даже родители твои когда-то жили в моем городе – и очень правильно сделали, что свалили, ведь ты совсем не походил на парней из моего города: не пил пиво, не покупал вонючую рыбу, не матерился и даже Алешу одергивал при мне, ведь ты, Алеша, не очень-то стесняешься в выражениях, ты вообще мало в чем стесняешься, должна заметить, а я так и не поняла, нравится мне это или нет.

На тебя я наткнулась в коридоре вашего блока, когда выходила из душа в халате и с полотенцем на башке. Ты дергал то ключ, то ручку в комнату, но дверь не поддавалась, а ты как будто этого не замечал и ломился, пока я не сказала, что Никита в наушниках не слышит, а я ему напишу. Ты сразу решил, что я девушка Никиты, но это не мешало тебе на меня смотреть так, как смотрели в моем городе мужики, сначала только на маму, а потом еще и на меня, а мне от этих взглядов всегда хотелось прятать себя и прятать маму, хотя ей это внимание только в кайф, и из-за нее мне какой-то внутренней мамой это тоже нравилось, и она мне всё подыскивала парня из этих душных сыновей подружек и повторяла, что ничего страшного, если в подоле принесу – поднимем, ее же мать в одиночку подняла и вон Даша, одноклассница моя, аттестат с животом получала в придачу, вот только мне эти мамины сценарии румынского арт-хауса как-то совсем не улыбались.

И я так же приходила пить чай уже к вам обоим, ведь тебе, Алеша, мама закатала с собой банок двадцать, и мы только их и ели первую неделю, еще шутили, что кормишь голодающее Поволжье, а потом мы купили холодильник на два блока и поставили у вас. Вы не запирали двери, так что я заглядывала, когда дома был только ты, Никита, или только ты, Алеша, но чаще всего я заходила, когда вы были оба, ведь так становилось понятно каждому из вас, что второму я нравлюсь ничуть не меньше, и это, конечно, шло несколько вразрез с моими и немножко мамиными планами найти москвича, но и общага уже не казалось такой уж противной, особенно когда нам все-таки включили воду и переложили разбухший паркет. И я видела, что стоит мне зайти к вам в комнату без всякого стука, как вы оба начинаете суетиться, хоть и по-разному, и ты, Никита, пытался быть заботливым: наливал чай, выкладывал варенье, расспрашивал об учебе. А ты, Алеша, хоть и напрягался, но изображал крутого парня, которому всё равно, только подстебывал меня и Никиту, крутил постоянно кубик Рубика и время от времени даже не делал, а так, едва ронял какие-то недокомплименты, но я всегда их запоминала, и запомнила, как ты сказал, что Луна – не попса, нормальная музыка и девушка красивая, а я на нее похожа. А ты, Никита, как всегда, прикопался и провел целый ресёч: отслушал все альбомы, отсмотрел клипы и заявил, что ностальгировать по 90-м и эстетизировать абьюзивные отношения в конце 10-х это моветон, и вообще, как-то у нее всё неглубокомысленно, а я обиделась, потому что решила, что ты это про меня, но, как показала жизнь, ты был прав, и не очень-то я про глубокомыслие оказалась.

Лизка говорила, что вы оба ничего, конечно, но она бы выбрала тебя, Алеша, потому что есть в тебе это, а вот ты, Никита, чуток блаженный (вы вообще на своем философском поехавшем по-человечески разговариваете?). Мы еще обсуждали, что у мужиков есть комплекс Мадонны и Блудницы, а у женщин тогда должен быть какой-то свой,