Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сегодня я проснулась посреди ночи, как просыпаюсь часто, потому что от Алеши ужасно жарко, а еще он раскидывается на кровати так, что я чуть не падаю. Открывать на ночь о́кна он не разрешает из-за этого своего гайморита, вот я и встала подышать хоть пару минут. И когда я стояла у окна, я увидела, как откуда-то сбоку вниз свалилось что-то большое, как будто сбросили тюк с вещами. За стеной зазвенел будильник, а я наконец-то поняла, что такое «звенящая тишина». Она звенела, звенела, звенела, пока не проснулся Алеша и не побежал к вам в комнату, а я уже знала, что тебя там нет.
И можно вспомнить маму и решить, что я встала именно в этот момент, потому что меня подтолкнула сильная цифра вместе с ведуньей Анастасией, – но толкнул меня ты, ведь проснулась я от шума, когда ты открывал старую трухлявую раму.
Так что, когда я дышала у окна, ты в паре метров от меня решал, дышать тебе или нет.
Если бы я не окончила школу экстерном, если бы я не поступила в Академию, если бы я не заселилась с Лизкой, если бы я не помогла тебе с очками, если бы я не притащилась в ночь потопа, если бы я не тусила у вас вечерами, если бы я так не напилась, если бы я не повелась на его игнор, если бы я не выбирала, если б я с самого начала не подзуживала вас обоих, если б не было нас с Алешей, всего бы этого не было, не было, не было!
И сейчас ты, Алеша, сидишь от меня через стенку в больше не вашей, а теперь уже только твоей комнате, в комнате, в которой почему-то тебя оставили, почему-то не переселили, хотя эта комната больше не пригодна для жилья, ведь эта комната теперь – место преступления, а я должна пустить тебя хотя бы из гуманитарных побуждений, как сказал бы Никита, но я не могу, ведь тогда мне придется признаться:
нас всегда было трое, но, пока я выбирала, кто из вас лишний, лишней была только я.
Маска: менее бледный
Через город мне не стыдно будет друга проносить:
Черни, что ли, мне стыдиться? Я стыдился бы носить
Имя друга, убегая от товарищей больных.
– Алёша, может, все-таки домой приедешь?
– Мам, да всё в порядке.
– Да какое ж это в порядке… Может, мне тогда приехать?
– Мам, брось ты.
Вздох.
– Как там твоя Кристина?
– Ну так. Нормально.
– Тебя хоть переселили?
– Да, да. Конечно. Еще бы не переселили.
– Ты… принимаешь?..
– Мам… Хватит тебе…
– Алёшенька, ты главное помни, что я тебе говорила. Да?
– Да, мама.
Всхлип.
– Родителям-то каково! Господи, я даже не представляю, что бы я делала, если бы ты…
– Ма-а-ам, ну не надо. Пожалуйста. Ты и себя накручиваешь, и мне не помогаешь. Давай, пока.
– Прости, Алёшенька, прости. Тебе тут Леся привет передает.
– Поцелуй ее от меня. Папе привет тоже.
– Ты только держись…
Отключился и перепроверил чат с Кристиной: не прочитано, не в сети. Вчера насилу успокоил. Пришлось из горла влить в нее грамм двести коньяка, оставшегося с дня рождения Паши.
Я бы и сам выпил.
Створка шкафа открылась, в зеркале на внутренней стороне отразилась та, другая, комната. Комната, в которой еще ничего не произошло. Комната, в которой еще живет Никита.
На пол шлепнулся рюкзак Никиты. Так случалось и раньше; мы всё шутили, что в шкафу живет призрак студента, не сдавшего сессию. Дошутились, блять.
Что теперь будет с вещами? Одеждой, книгами, гаджетами, аккаунтами, подписками? Сестра заберет, наверное. Вероника? Нет, Ника; она бесится на полное имя. Никита часто говорил, что у сестры с матерью постоянные терки из-за всякой херни, типа формы имени, и он старался лишний раз не отсвечивать.
Мать у него с придурью. Никита показывал фотку – породистая такая милфа типа Серсеи Ланнистер, но там и характер под стать. Она ему по сто раз на дню названивать могла, если не брал, – когда он в душе, например, по полчаса торчал (ладно еще, мы с Кристиной, а он-то чего намывал столько времени?).
Хотя сестра там тоже не подарочная нифига. Заезжала к нам в начале первого курса. Притащилась без предупреждения на такси с тремя сумищами барахла – и давай скандалить с охраной, что машину не пускают; по-хозяйски еще так, будто ей все тут должны. Доскандалилась до того, что ее уже и без машины в общагу пускать не хотели. Никита всё мямлил, уговаривал, пока я не сказал тупо денег сунуть. Так она сначала возмутилась, а потом охранникам чуть не в лицо бумажки тыкать начать – а там камеры везде. В итоге мне пришлось всё разруливать, еще и дороже вышло, чем обычно, хотя ей-то денег не жалко. Сама не москвичка, но с понтами уже чисто московскими. Ей отец квартиру снимал недалеко от Академии, так она ни разу не бывала в общаге. Зашла в комнату, растерялась так, даже не знала, куда сесть, к стене всё жалась, повторяла: «И вы здесь живете?». Я ее в ванную отвел руки помыть, так она душевую не заметила, потому что кабинка хитро спрятана за дверью. Давай расспрашивать, как же мы здесь моемся. А я увидел, как она пальчиками своими еле-еле мыло берет, будто мы его из жира варим, и говорю:
– Так банька по воскресеньям.
– Банька? Где?
– В подвале. Там и прачечная. Нас вместе с одеждой отпаривают и обратно возвращают.
– Ужас какой!
– Да ладно вам! Зато вшей нет! – Я почесал за ухом. – Нам еще повезло – вон какая комната большая!
– Это большая считается?
– И с окном!
– А что, есть и без окна?
– Да есть и без дверей!
Так