– Да. Давайте, я распишусь.

– Так сразу, без прелюдий?

Я поднял голову и увидел симпатичного мужика моих лет и совершенно неакадемического вида.

– Жалобы есть?

– Да полно, – он усмехнулся, обнажив неровные желтоватые зубы. Я машинально прошелся языком по брекетам: ради этого и страдаю.

Из айтишников, наверное. С этой пандемией здесь технарей уже больше преподавателей. Даже Сашу думал сюда позвать, если у них опять сокращения пойдут.

Вот уж кто-кто, а эти на чем только не сидят. У Саши в подписках видел канал, где один умелец показывает, как в себя ноотропы пачками закидывать.

Я указал на стул.

– На что жалуетесь? Бессонница? Тревожность? Фамилию подскажите, пожалуйста.

– Мухин Андрей Игоревич. Следователь. Можно просто Андрей. Жалуюсь на студентов ваших. Они из окон сигают, а нам разбираться.

Я положил ручку, выровнял ее с краем стола.

– Философский опять…

– Опять?

– Факультет такой. Думают много.

– Понимаю. Вы вот что скажите, у вас по Буянову что-то есть?

Я кивнул на компьютер.

– Нет. Я проверял. Карточки нет, не обращался.

– А без карточки не мог объявиться? Вы его не видели?

Мухин вытащил из папки фотографию темноволосого сероглазого парнишки в круглых очках – таких же, как у меня. Где-то я уже такие видел, как будто бы…

– Нет.

– Уверены?

Когда же это было? В четверг или в пятницу? Нет, в четверг была подкрутка, я уехал раньше. Выходит, в пятницу.

– Не могу ручаться, конечно. Может, в столовой или в коридоре где-то…

Да таких парнишек пруд пруди.

– А давно здесь вообще работаете?

Вроде как и недавно, да только 2020-й идет за сколько – пять, десять? Парфенов выпуск делать зае…

– Три года.

– А почему именно сюда пришли?

Потому что взяли. Потому что Евгений Аркадьевич, святая душа, замолвил словечко, когда меня выкинули. Потому что на частной практике человеку без имени, без наработанной клиентуры, без денег на кабинет – не протянуть. Сейчас, кстати, стало проще – по скайпу консультируют все. Хотя я в этом смысле консерватор (Саша дразнит, что не только в этом). Как преподаватели жалуются, что онлайн-занятия не заменяют очных, так и для меня терапия – это всё же таинство, пусть коллеги и обругают за такую ненаучную метафору. Таинство же не терпит плохой связи, запаздывающей реакции, мяукающих котов и плачущих детей на фоне. Таинство – про аскезу: два кресла, столик, бумажные салфетки – вот и всё, что требуется.

Ах да. Еще и человек, который приходит, чтобы поговорить и поделиться, а не допросить и вызнать.

– Это же Академия. Кто сюда не захочет?

– Угу, понимаю. А до этого вы где работали?

Можно даже опустить «где». А до этого – вы работали?

Даша, биполярка: на парах может бросаться на одногруппников и преподавателя, орать матом, швырять вещи в стену, во время экзамена выбежала из аудитории, выкинула паспорт и принялась пинать кулер; за этим ее и застал наш главный, меня вызвонил, сныкавшись от Даши в подсобке. Обошли весь первый этаж, обрыскали каждую урну, пока наконец не нашли паспорт в мужском (!) туалете. Защитилась, кстати, блестяще. Мне «Chivas» подогнала на выпуск.

Дима, синдром Туретта: танцует и поет, чтобы себя успокаивать. Придурки-однокурсники снимали на телефон, один идиот схватил Диму за талию, а Дима ему за это в морду вкатил. Дима боксер вообще-то, тоже понимание иметь надо.

Женя, смена пола: а вот здесь целая история была. У Жени так-то всё в порядке, хотя меня наш задрал своим «а вы точно проверяли?». Нормально у него всё было. Бы. Если б не призвали в армию. Там же все документы заново делаются. Раз мальчик, то мальчик, топай служить. А как Жене служить-то, если в общую душевую не зайти? Я и присоветовал клинику, чтобы месяц полежать для откоса. Уже и не помню, что мы там за диагноз ей сваяли. Мама Жени мне потом на карту двадцатку скинула. Вернул.

Таня, клиническая депрессия: апатия, суицидальные наклонности. Семья во Владивостоке, присмотреть некому. Госпитализировали в срочном порядке. Держали два месяца, пока мать не сподобилась приехать.

А сколько тех, кого я с крыши снимал? Одного не успел – пограничника в стадии обострения. В коме месяц провалялся, но откачали. Вот тогда и замок наконец нормальный на чердаке сделали, и на окнах стоперы поставили. Прыгунки вообще самые резкие, это же тебе не травиться или вены резать. Подготовки не надо. Взорвался, трах-бабах – и нет его. А по двести грамм взрывчатки отыщется в каждом, затриггерит – и всё.

Подвыгорел – до психосоматики: как будильник, так мигрень, как телефонный звонок, так аритмия. Что там опять, кто вскрывается, бросается, убивается? Чем дальше, тем больше преследовало ощущение, что дети еще и повторяют друг за другом, за взрослыми, за сериалами. Кошка из-за угла выпрыгнула – уже не сердце екает, а наступает паническая атака. За окном погано и вставать лень – уже не осенняя хандра, а депрессия. Отсмотрел за два дня сезон «Игры престолов» так, что больше не можешь, – не перехап, а эмоциональное выгорание. Мы в детстве играли в докторов, а теперь каждый играет в сам себе психолога, попутно забывая отличать игру воображения от реальности.

– Я работал в колледже.

– Оттуда ушли, чтобы сюда перейти, так?

Я не ушел – меня попросили, даже не позволив доработать учебный год.

– Не совсем. Я уволился, а сюда пришел уже к новому семестру.

– А чего уволились-то?

И я бы еще понял, будь это по делу. Допустим, из-за Владивостока – ладно, со стороны можно решить, что дочь действительно попала в преступную сеть столичной психиатрии: психолог в колледже ставит диагноз и направляет не в Каширку, а в платную клинику, откуда ребенка не хотят отпускать. А ничего, что первые два месяца оплатил колледж, а я выбил эти деньги из фонда взаимопомощи? Девочка уже видела себя со вскрытыми венами в ванной, и, кажется, ее останавливало лишь то, что в общежитии предусмотрен только душ. Хорошо еще, одногруппники ее ко мне довели. Все-таки репутацию я себе наработал приличную, ребята меня уважали.

Мать забрала Таню через два месяца домой, нагадила в отзывах о колледже, меня покрыла последними словами. Вот тогда я был готов уволиться – и морально, и финансово; подстелил соломку, чуял же, что прилетит. Но нет, пронесло. Мать в итоге удалила отзыв и письмо мне написала с извинениями.

И как-то я расслабился после этого, оброс жирком, взял кредит на учебу…

– Стрессовая работа. Там… дети все-таки, с четырнадцати лет. Очень много проблем.

– Понимаю. Решили отдохнуть, значит?