Пелко не сразу ощутил смысл его слов. Но потом почувствовалледяной холод глубоко внутри живота и понял, что до смерти перепугался. АТьельвар продолжал:

– Я теперь поручусь только за то, что он не ударит тебяв спину и не нападет среди ночи, ибо это у нас не называют достойным. Ещё могусказать тебе, что он обождет несколько дней, чтобы люди не подумали, будто онпотерял голову от обиды и расправился с тобой под горячую руку. Но лучше будет,если ты за эти несколько дней уйдешь так далеко, как только смогут унести тебяноги.

Пелко слушал его, пугаясь и холодея всё больше: так уже былос ним несколько лет назад, когда он угодил в топь и стал медленно проваливатьсявсё глубже, и не было рядом ни кустика, ни деревца, чтобы ухватиться испастись…

Молодой скальд понял и негромко добавил:

– Если ты скроешься, никто не назовет тебя трусом.

А про себя подумал: не пришлось бы ещё и Ратше столкнуться сХаконом лбами. Ведь за дерзость работника расплачивается обыкновенно хозяин.

Пелко не был отягощен многим имуществом. Неразлучный нож напоясе, два оберега, моточек крепкой верёвки, кремень с кресалом да горстьрыболовных крючков в кожаном кошеле, остальное даст ему лес. Лесная хозяйкасама пригнет к земле тяжёлые еловые ветви, готовя ему для ночлега уютный шатер,хозяин Тапио схватит за ухо строптивого зверя и вытащит его прямо на тропу, аих дочь-красавица Теллерво рассыплет по полянам запоздалые ягоды: покуда стоитпод солнцем зеленая чаща, ни одному корелу не будет в ней голодно, одиноко истрашно!

…Белый Вихорь встретил Пелко ласковым фырканьем, тут жесунул теплый нос ему в руки: что принес? Осторожными губами взял кусок ячменнойлепёшки, нарочно припасенный со щедрого гётского застолья, и у Пелко мелькнуло:а не перехитрить ли их всех, уйдя из Ладоги на легконогом коне?.. И уже совсемрешил было – по сему быть, – да вовремя вспомнил об отроках с копьями,стороживших ворота, и одумался. Скоро бежит белый конь, быстро скачетсоловый, – а не укроешь его за пазухой, не упрячешь в карман, не выведешьскрытно из крепости на волю… Вихорь изогнул лебединую шею, дохнул Пелко в щеку.Пелко крепко прижался на прощание лицом к его лбу: – Скучать без менястанешь?..

Вихорь тихонько заржал в ответ. Пелко потуже затянул на себеремень и притворил дверь. Вот теперь все. Идти прощаться с Ахти ему не хотелосьнисколько.

Отроки в воротах и не подумали останавливать Пелко: ушёлсебе и ушёл, не чужой небось, все его знают. Пелко миновал их и пропал втемноте. Ещё немного – и лес примет его, протянет навстречу дружеские лапы, укроетот моросящего дождя мохнатыми плащами вершин, и одноглазый волк глухо подастголос из-за болот, приветствуя знакомца… Ноги в мягких сапогах всё быстреенесли Пелко сквозь черноту задворков – прочь от Хакона и от Ратши, на свободу,домой!..

Дома его встретит милая мать, усадит за стол, пододвинетплошки с брусникой и вареной тайменью. А потом строго спросит: где же все твоидрузья-ладожане, сынок? Где добыча ратная, которую сулился принести в дом?Боярин словенский, тебя спасший, где?..

Пелко передернул плечами, вздохнул, умерил шаг. Потом вовсесвернул и направился к боярской избе.

Он тихо, по-охотничьи, подкрался к реденькому забору и долгоприслушивался, удерживая дыхание и сам не зная, что ему хотелось услышать. Асердце, только что стучавшее так весело, вдруг болезненно и тоскливо заныло вгруди. И это снова был страх, но только совсем не такой, как тот, что внушалему Ратша или мстительный гёт. Можно, оказывается, сробеть и перед самим собой,перед своим собственным умыслом: полно, мол, да я ли этакое затеял?

Вот сейчас пропоёт-простонет смоченная дождиком дверь – исмутно забелеет в темноте знакомое девичье платье. Выйдет на крылечко названаясестренка и начнет тихо жаловаться низко спустившимся облакам, им однимраскрывая хранимую от больной матери тайну: нету батюшки, сгинул, лежит егобелое тело в густом, тёмном лесу, век теперь не сыщешь одинокой могилы, дождямиразмытой, листьями палыми осыпанной… Лишь бездомный волк провоет над нею вчёрной ночи, да осияет, восходя из-за леса, серебряная луна, да седой туманукутает холодным белым крылом!.. Да ещё тучки жалостливые проплачут по храбромубоярину вместо дочери любимой, вместо жены…

Пелко долго стоял у забора, готовый перемахнуть его легкимпрыжком, обнять, обогреть Всеславушку, утешить, собой заслонить от напасти.Ждал, пока не понял, что приблизилось утро; дочь воина так и не появилась издому. Тогда корел зябко сдул дождевые капли с ресниц и побрел назад к избелюдика Ахти, к своей соломе и вылезшему одеялу. Когда-нибудь он вернется в род,домой, на Невское Устье. Но так вернется, чтобы не понадобилось в стыде и срамеопускать перед матерью глаза!

Было дело, приучал боярин Пелко к мечу, но тот так и неналовчился им владеть. Эту науку, как всякую другую, постигают с младенчества,а не накануне решительного дела: погоди, дед, помирать, за киселем побежали!..Поразмыслив, Пелко до сизого блеска наточил верный нож и решил быть настороже,утешаясь тем, что ножом, как и луком, Хакон навряд ли владел лучше него. Мог лион метнуть свой нож через весь двор и без промаха расколоть им круглый сучок всерой крепостной стене? Наверное, не мог. Пелко нравилось так думать. Ему ведьсовсем не хотелось переселиться за чёрную реку, в которой плавает лебедь.

В Ладоге так: однажды начавшись, осенний дождь способендлиться, не переставая, несколько суток. Нежеланными рождаются слепые серые днии безрадостно влекутся над пустой тёмной землей, дотлевая без огня, без золотыхискр. И кажется, будто там, за этими тучами, сгинула, перевелась, никогда большене процветет вечная синева!

Хмурым ветреным днём вернулся в Ладогу воевода Вольгаст.Привел с собой ещё человек двадцать полону и, как Ратша прежде него, без выкупаотпустил всех по домам.

Ждан Твердятич Вольгаста встретил с лаской отеческой. Сажалего за стол рядом с Ратшей и сам глаз не мог отвести: любо-то до чего! С этимидвоими граду Ладоге стоять крепкого крепче. Ратша – воин свирепый, в бою равныхне знающий. Славен Рюрик-князь, сумевший привлечь его под свой стяг! Вольгаст –воевода не по годам умудренный, меткими на язык ладожанами не зря прозванныйВещим… Одно плохо: нет между этими дружеской любви, нет братской приязни.

Одно добро: навыкли оба унимать свою рознь, удерживать еёпри себе. Знают: худо сильному телу и даже самой голове, если схватываетсяправая рука с левой, а левая с правой…

Люди воздвигают курганы над умершими ещё и затем, чтобыживые, стоя у прадедов на плечах, заглядывали подальше. Потому-то и не сердитсямертвый, если кто ненароком забредет на могилу – об этом рассказал ПелкоСвятобор.

Пелко сидел на вершине Вадимова кургана и смотрел насвятилище. Память о перенесённом страхе и о собственной трусости долго неподпускала его к этому месту: всё казалось, будто девчонка-рабыня так игоревала здесь безутешно под холодным дождем, оплакивала сгинувшего Гостяту.Или, может, вправду разжалобилась мать-земля да превратила её в серебристуюивушку, покрыла серой корой нежное девичье тело, притушила муку сердечную?.. Нитого, ни другого: пусто, безлюдно было возле кургана. Ни стона, ни голоса, нишелеста плакучих ветвей. Тогда-то Пелко взобрался на самый верх и увиделсвятилище.