— Здравствуй, Гейб. Не беспокойся, твоя посуда в безопасности.

— Рад слышать, — Гейб сел напротив и попросил бармена принести чашку кофе. Откинувшись на спинку стула, спросил: — Итак, зачем ты хотел меня видеть?

У Макса совершенно вылетело из головы, что он сам позвонил Гейбу и попросил о встрече. Но он сразу приступил к делу.

— Из-за одного твоего постояльца, Джона Прентисса.

Гейб кивком поблагодарил официанта, принесшего кофе, и поднес чашку ко рту.

— Что ты о нем знаешь? — Макс задал вопрос в полной уверенности, что Гейб даст исчерпывающую характеристику данному человеку. Его друг принял за правило знать о своих постояльцах все. Он считал, что это поможет избежать неприятностей на курорте.

— Вот так, без подготовки, я мало что могу тебе рассказать. — Гейб пожал плечами и поставил чашку на стол. — Пользуется популярностью у дам. Много играет в казино. Что еще ты хочешь знать?

— Никто на него не жаловался?

— Нет еще... — Гейб слегка напрягся. — Я могу за ним понаблюдать.

Макс вспомнил, что он знает о Прентиссе. Доказательств мошенничества Джона у него не было.

— Хорошо бы, на всякий случай...

— Я не спущу с него глаз, — пообещал Гейб и встал из-за стола.

Макс опять ушел в свои мысли. Перед глазами стояла картина: сад, залитый лунным светом, Джанни, пытающаяся ему что-то объяснить. Но тогда он был слишком обозлен и не слышал ее. Зато теперь его мысли постоянно возвращались к их разговору. Он вспоминал то, о чем она говорила. Вполне вероятно, что Джанин права. Возможно, он действительно не понял, какой глубины душевную рану нанес ей бывший возлюбленный...

Полный отвращения к себе, он поднял взгляд и рассеянно осмотрелся. Недалеко от него сидел Прентисс. Максу мгновенно пришла в голову мысль поговорить с ним. Он хотел сам убедиться в том, что все рассказанное Джанин — правда. Встав, он взял свой бокал и направился к столику Джона.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

Блондин кинул на него настороженный взгляд и только после этого сказал:

— Пожалуйста.

— Благодарю, — Макс уселся за столик, наблюдая, как Джон складывает газету, которую он перед этим читал. — Джон Прентисс, полагаю?

— Правильно. А вы — Макс Страйвер.

— Да. Я хотел бы с вами поговорить.

— О Джан?

То, что другой мужчина называет Джанин так интимно звучащим коротким именем, неожиданно сильно задело Макса. Но он постарался подавить неприятное чувство.

— Моя жена утверждает, что вы обманули ее.

Джон снисходительно улыбнулся и медленно покачал головой.

— Неправда.

— Да? — Макс положил сцепленные в замок руки на стол и пристально посмотрел на мужчину напротив: — Тогда, может быть, я от вас услышу, как все было на самом деле?

Джон откинулся на спинку стула.

— Мне не хочется говорить дурно о жене другого мужчины.

Макс зло прищурился.

— Я уверен, что это касается нас обоих.

— Ладно, — кивнул Джон. В его голосе появились нотки сожаления. — Мне очень жаль, но это она пыталась обмануть меня.

— Это правда? — внутри Макса все заледенело, но он продолжал хранить непроницаемый вид. Годы работы в мире бизнеса приучили его к выдержке в самые неприятные моменты.

— О да, — Джон снова кивнул и отхлебнул мартини. Посмотрев Максу в глаза, он сказал: — Когда я пытался закончить наши отношения, боюсь, что с Джанин случилась истерика. Представляете, она даже притворилась, что беременна. Она очень хотела женить меня на себе. Даже врала друзьям о нашей помолвке. Все это очень неприятно...

— Надо думать, — в течение всего рассказа мысли Макса скакали голопом. Джанин — истеричка? Два этих слова совершенно не вязались друг с другом. Макс знал ее всего две с небольшим недели, но успел прекрасно изучить свою временную жену. У нее сильный характер, об истеричности и говорить не приходится.

— К счастью, я выяснил, что она солгала мне, — Джон извиняюще улыбнулся, как будто сожалея о поведении Джанин.

Макс не знал, верить ему или нет. С одной стороны, Джон Прентисс ему активно не нравился: скошенный безвольный подбородок, бегающие глаза. С другой стороны, тот вроде бы искренне сожалел о поведении Джанин. В душе Макс уже поверил в неискренность своей временной жены. А, как говорится, обманувший однажды обманет и второй раз...

В конце концов, эта женщина притворялась его женой. Почему бы ей не захотеть превратить фиктивный брак в настоящий?

Все его инстинкты вопили об осторожности. По отношению к Джанин и мужчине, которого она когда-то любила.

— Сегодня я разговаривал с Джоном.

— Что? Зачем? — Джанин взволнованно повернулась к Максу.

— Я хотел услышать, что он скажет в свое оправдание, — Макс оправил на себе черный пиджак. Встретив ее вопросительный взгляд в зеркале, он добавил: — В конце концов, я слышал только твою версию событий.

— Мою версию? Великолепно! Ну, спасибо за поддержку, — она принялась надевать модельную туфлю.

Он уже отвернулся от зеркала и наблюдал за ней, засунув руки в карманы.

— Тебе интересно, что он рассказал?

Да!

— Нет, — огрызнулась она и взяла красную, в тон туфлям, сумочку. Джанин не могла поверить, что они идут ужинать вместе. Макс все еще злился на нее, и холодок отчуждения между ними продолжал чувствоваться. Ситуация осложнялась тем, что нужно было продолжать играть. Появляться в людных местах и вести себя как счастливая семейная пара.

Но как можно сыграть счастье?

— Он поведал мне совершенно другую историю, — сказал Макс.

— Меня это не удивляет, — пробормотала Джанни, подходя к зеркалу, чтобы проверить макияж. — Вряд ли он признается в воровстве.

— Наоборот, он сказал, что именно ты пыталась обмануть его, притворившись беременной. Чтобы выйти за него замуж.

— Он что?! — Джанин резко крутанулась на месте, чтобы взглянуть ему в глаза. Ее тонкие каблуки запутались в ворсе ковра, и она чуть не упала. Ярость нахлынула на нее горячей волной. Щеки горели, сердце быстро билось. Джанин чуть не сорвалась на визг: — И ты поверил ему?!

Он молчал, долго, томительно, а потом сказал:

— Нет.

— Слава богу!

— Надень рубины, — его голос был холодно вежлив.

— Как ты можешь думать о драгоценностях после того, что мне рассказал!

Макс прошел к туалетному столику и взял шкатулку с украшениями. Достав оттуда длинные золотые серьги с рубинами, протянул их ей.

Серьги легли в ладонь ледяной тяжестью.