– О…

Белинда не знала, что еще сказать. Она, вероятно, и так наговорила много лишних слов. Белинда закусила губу, охваченная внезапными сомнениями, что случалось крайне редко, и отвела взгляд.

– Вы составили мнение обо мне еще до того, как я ступил в вашу гостиную, – продолжил Трабридж, – и бьюсь об заклад, с той минуты вам ни разу в голову не пришло, что ваше суждение может быть чересчур суровым, несправедливым или просто неверным.

Он словно повторил слова Нэнси, сказанные чуть раньше, но на этот раз она не могла с такой же легкостью отмахнуться от них. Неужели Белинда и вправду несправедлива? Есть только один способ выяснить.

– Считаете, что я ошибаюсь? Так докажите. Соглашайтесь на мое предложение и покажите мне, что вы не тот человек, каким я вас посчитала.

– Разве такое возможно? Вы так глубоко всадили мне нож в спину, что я вряд ли смогу его вытащить.

– Считайте, что это вызов. Вы же говорили, что никогда не могли устоять перед ним.

Кривая усмешка изогнула его губы, когда его слова обернулись против него же.

– Говорил. Очень хорошо. Я оставлю в покое Розали, если вы согласитесь помочь мне найти подходящую невесту.

– А вы дадите обещание не подвергать ни одну молодую женщину риску оказаться скомпрометированной?

Усмешка превратилась в ухмылку.

– Обещаю, что нас никто не застанет.

– Это не одно и то же!

– Это все, что я готов предложить. – Николас протянул руку. – Соглашайтесь или отказывайтесь.

– Соглашаюсь. – Белинда вложила свою обтянутую перчаткой руку в его и подняла глаза. Его веселый взгляд встретился с ее многозначительным. – Но знайте, представив вас любой молодой леди, из виду я вас обоих уже не выпущу.

Он фыркнул.

– Довольно справедливо. Когда же мы начнем?

Белинда убрала руку с его ладони.

– Зайдите ко мне завтра в два часа пополудни, и я опрошу вас, как любого другого клиента.

– Опросите меня? – Маркиз выглядел удивленным. – Чего ради, скажите на милость? Вы уже довольно много обо мне знаете.

– Как вы сами подчеркнули, многое из того, что мне известно, оказалось неточным. И я не знаю, на какой женщине вы хотите жениться. Предпочитаете ли молчаливую или такую, что любит вести беседы? Считаете ли вы привлекательными умных женщин? Или же такие вас пугают?

Это его рассмешило.

– За всю мою жизнь меня устрашала только одна женщина.

– И кто она? Ваша мать?

– Нет. Я не помню свою мать. Она умерла, когда я был ребенком. Единственная женщина, которая могла меня запугать, была Нана.

– Нана?

– Моя нянька. Она весила, наверное, стоунов восемнадцать[2], управлялась с вязальной спицей, как с оружием, и откуда-то всегда знала, когда я вру. Была добрейшей, самой чудесной женщиной из всех, кого я знал.

– Была? – повторила Белинда. – Что с ней случилось?

На лице Трабриджа не дрогнул ни один мускул, он продолжал улыбаться, но в его выражении сменилось что-то, чему Белинда не могла дать определение.

– Отец уволил ее, когда мне исполнилось восемь.

– Почему?

– Не знаю. Но если мыслить логически… – Он замолчал и отвел глаза. – Думаю, потому, что я ее слишком сильно любил.

– Но это же нелепо!

– Разве? – Трабридж снова посмотрел на нее, продолжая улыбаться.

Белинда нахмурилась, чувствуя себя неуютно. Ей не нравилась его странная, похожая на маску улыбка, но она не знала, хочется ли ей сорвать ее и увидеть истинные эмоции.

– Я уже говорил вам, кого ищу, – продолжал между тем Трабридж, и Белинда заставила себя прервать размышления о его скрытых качествах. – Это не сложно. Мне нужна жена с приданым, приятная в общении и желательно привлекательная внешне.

– И это все ваши требования?

Он подумал.

– Если она будет американкой или любой другой национальности, кроме англичанки, это тоже неплохо.

– Кроме англичанки? – повторила Белинда, неуверенная, что расслышала правильно.

Трабридж кивнул, подтверждая свои слова.

– Если это будет римская католичка, или еврейка, или методистка, еще лучше. Любая религия, кроме англиканской.

Белинде внезапно показалось, что она попала в Зазеркалье, потому что никак не могла понять, к чему он клонит.

– Но ваша семья относится к англиканской церкви.

– Да, – согласился Николас со смешком. – Вот именно.

Она простонала.

– Я пытаюсь понять, какая женщина подойдет вам лучше всего. Неужели необходимо вести себя настолько несерьезно?

– Простите. – Николас посмотрел на нее глазами полным раскаяния, но Белинда не поверила в искренность его извинения. – Вы действительно считаете, что подобный опрос создает объективную картину?

– Я достигла в этом некоторых успехов, – подчеркнула Белинда. – Чтобы помочь вам найти подходящую спутницу жизни, я должна знать больше о вас и о том, что вам нравится. К примеру, вы любите разводить розы? Или сочинять стихи? Или охотиться?

– Неужели джентльмен в моем положении должен увлекаться всеми этими вещами? Если так, боюсь, я не совсем соответствую нужному уровню. Прививание роз требует куда больше терпения, чем у меня есть, беспокоиться из-за размеров строф мне кажется просто глупым, и я терпеть не могу скакать верхом вслед за гончими. У лисицы практически нет шанса уйти от преследования, а мне это всегда казалось ужасно несправедливым. Если уж это так необходимо, вот вам мое условие: жена, которая не интересуется охотой на лис.

Белинда покачала головой, глядя на него с недоверием.

– Должно быть, вы ждете от семейной жизни совсем малого, раз не хотите иметь со спутницей жизни никаких общих интересов.

– Честно говоря, я вообще стараюсь ни от чего не иметь никаких ожиданий. – Его веселость испарилась, лицо стало суровым. – Ничто не вызывает больше боли, досады и разочарования, чем неоправданные ожидания.

– Может и так, но сейчас от этого мало проку, – пробурчала Белинда. – Мне нужны подробности. Что насчет ее внешности? Есть ли какие-то определенные физические черты, которые вы предпочитаете? Если вам не нравятся садоводство и охота, что же у вас за интересы и как вы развлекаетесь? Как насчет политических убеждений? Что? – спросила она, когда Трабридж неожиданно рассмеялся. – Что смешного?

– Вас послушать, так найти жену – все равно что посетить портного. Нет, не эта ткань. Шерсть слишком грубая. Нет, эта чересчур легкая и тонкая. А на этой ужасный рисунок. Мои политические убеждения, мои развлечения… неужели хоть что-нибудь из этого важно?