— Мне это неинтересно.

— Врешь, — произносит безапелляционным тоном. — И врать тебе не идет.

— Чего вы хотите?

Сдаваться мне совсем не хочется, собственно, как и прекращать нашу словесную перепалку, от которой я, к своему стыду, получаю моральное удовольствие.

— Чтобы мы перешли на ты и пошли ужинать. Послезавтра после того, как проведаем твоего отца и заберем сына из сада.

— Ужин с моим сыном? — с усмешкой замечаю.

— Когда мы узнаем друг друга получше — почему бы и нет? Но в этот я хотел бы поужинать с тобой наедине.

— Мне не с кем оставить ребенка, — тут же замечаю, хотя это полнейшая правда.

— Оставим его с Тимом и Лизой.

Мое замешательство этим наглым предложением, видимо, слишком сильно отображается на лице, потому что Стас смеется. Его глухой гортанный смех окутывает меня со всех сторон, тело покрывается мурашками, а внутри что-то болезненно дергается, будто какой-то нерв воспалился.

— Лиза моя няня, Настя.

— Но Тимофей, — ляпаю прежде, чем успеваю подумать.

— Я обязательно тебе о нем расскажу, но тогда, когда мы получше узнаем друг друга.

— У меня есть парень.

— О котором ты вспомнила в последнюю очередь? — серьезно интересуется Стас. — Не думаю, что он играет хоть какую-то роль в твоей жизни, иначе мы бы не дошли до этого момента нашего разговора.

С ужасом понимаю, что он прав. Я действительно вспомнила о Максе только после того, как перебрала все остальные причины отказа. Он отмел их одна за другой, как легкий теннисный мячик, давя аргументами и убеждая, что я должна согласиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Во сколько заканчивается твоя смена?

— В восемь, а что?

— Я заеду за тобой в двенадцать, ты как раз успеешь вернуться домой, искупаться, переодеться. Поедем к отцу, а после — в ресторан. Форма одежды произвольная, — он подмигивает. — Было бы неплохо шпильки и платье, но это как самой хочется. До встречи!

Еще до того, как я успеваю возразить, он машет мне рукой на прощание и двигается к выходу. Я хочу побежать за ним, остановиться, сказать, что вовсе не собираюсь никуда с ним идти, но едва я успеваю выйти из-за стойки, как в фойе входит пара. Я обреченно возвращаюсь на место и оформляю им номер, выдаю ключи, говорю, как пройти и сажусь на кресло.

Мое долгое раздумье Стас понял по-своему, а я не успела опровергнуть его мысли и теперь не знаю, как быть. Решаю, что послезавтра обязательно скажу ему, что никуда не поеду. К отцу, так уж и быть, поедем вместе, раз уж он хочет проведать его сам, но с ним ни на какой ужин идти не собираюсь.

Полтора суток работы проходит как несколько часов. Две ночи подряд удается отдохнуть, потому что постояльцев мало, да и новых почти нет, поэтому с утра в “день Х” я отдохнувшая. Меня сменяет Аня, и я возвращаюсь домой. Даню подруга отвела в сад. Не знаю, что бы я делала без Лерки, ведь она и вчера его забрала, посидела, переночевала, и позавчера, когда я должна была отработать вечерние часы — тоже.

Домой я добираюсь быстро, принимаю душ, вымываю волосы после двух ночей, проведенных на работе, и выхожу полностью расслабленная и спокойная. Об обещании Стаса заехать в двенадцать помню, поэтому трусливо сбегаю раньше. В двенадцать я уже стою в холле больницы и осматриваюсь по сторонам. Набираю маму и узнаю, что она еще дома. Первые несколько суток она буквально ночевала в больнице, но как только отцу стало лучше, она поехала домой, чтобы отдохнуть, привести себя в порядок и приготовить папе домашней еды.

— Я побуду с папой, мам. Не торопись.

— Я буду через час. Не скучайте.

В палату я вхожу с опаской, потому что боюсь увидеть папу слабым, опасаюсь, что не смогу вынести его болезненного взгляда и исхудавшего тела, но когда я вхожу, отец меня удивляет. Заметив меня, он растягивает рот в улыбке, а его глаза светятся радостью.

— Привет, дочка, — его голос немного охрипший, но в целом это тот же папа, которого я видела до болезни.

— Папа!

Мне с трудом удается сдержать слезы, а когда я подхожу ближе и обнимаю его, так и вовсе не получается это сделать. Я шмыгаю носом и пытаюсь взять себя в руки, но как-то не очень получается.

— Стася! — рычит папа, отстраняя меня, чтобы посмотреть в глаза. — Это что за сопли? — спрашивает грозным голосом, но взгляд у него при этом теплый. — Я же не при смерти. Нормально всё со мной. Жрать, сказали, меньше надо, — он усмехается. — И со спортом пока повременить. А так — буду жить, как жил. Хватит реветь.

Я улыбаюсь сквозь слезы и стираю соленые дорожки со щек, беру стул и сажусь рядом с папой. Рассказываю ему о работе, о том, что Даня уже соскучился, да и я не против посидеть в тихом семейном кругу.

— Шашлыки, как раньше не обещаю, а вот овощи на гриле — обязательно, — отшучивается отец. — И это… парня своего нового захватишь. А Максим твой мне давно не нравился. Слизняк бесхребетный.

— Папа… — непонимающе шепчу я.

— А что папа? — удивляется он. — Ему чтобы канализацию прочистить сантехник нужен. Он нормальную отвертку в руках держать вообще умеет или только писюльку эту компьютерную?

— Папа! — произношу уже возмущенно, вовсе не ожидая этого услышать. — Ты о каком парне говоришь?

— Как это о каком? Вчера ко мне приходил, наведывался. На ужин тебя отпрашивал. Забыла, что ли? А он вон, пришел уже.

Слова отца слышу прежде, чем моей спины касается легкое дуновение ветра: в палату кто-то открыл дверь. Я поворачиваюсь, впрочем, уже знаю, с кем встречусь взглядом, и моя интуиция меня не подводит. В дверях стоит Стас с букетом красно-белых гортензий в одной руке и пакетом фруктов в другой.

Как ни в чем не бывало, он проходит в палату, ставит пакет с фруктами на тумбочку, а букет вручает мне вместе с поцелуем в щеку.

— Привет, придется немного подыграть, — шепчет мне на ухо. — Здравствуйте! — а вот это уже отцу.

Стас разворачивается к нему корпусом, протягивает руку и пожимает его здоровую ладонь.