только величайшим воином со времен Александра Македонского и величайшим администратором всех времен, но и терпеливым, добродушным мужем с настроениями и чувственностью очень привязавшегося к ней ребенка.

Она много внимания уделяет поместью в Мальмезоне и, увлекаясь цветами, рассаживает там сотни сортов растений, в том числе редких, многие из которых до сих пор растут в французских садах и цветниках.

Она, как и прежде, продолжает с легкостью расходовать деньги, но он не бранит ее за это и действительно вроде бы считает, что она и должна свободно их тратить, не поощряя чрезмерную бережливость матери, мадам Бонапарт.

Летиция все никак не могла забыть, что она со своей семьей когда-то стояла в очереди за муниципальным супом. Несмотря на протесты Наполеона, она продолжала прибирать к рукам огромные суммы, которые отваливал ей сынок. «В один прекрасный день все это закончится, — предупреждала его мать, когда он посмеивался над ее перестраховкой. — Придет день, мой мальчик, когда ты обратишься ко мне с просьбой дать тебе денег!»

Она оказалась хорошей предсказательницей. Когда он возвратился для последней битвы, то воспользовался ее огромными сбережениями, чтобы оснастить целую армию.

Иногда луг возле Мальмезона использовался под веселые пасторальные гуляния. Устраивались скачки, в которых принимал участие Наполеон, лихо скакавший для собственного удовольствия на радость зрителей. Ему нравились развлечения, он придумывал игры и состязания, но потом вспоминал вдруг о кипах бумаг, ждущих его. И кратко бросал в таких случаях: «Ну что же, мне опять надо засунуть голову в хомут! Он там дожидается меня».

Пробежали четыре года. Это были годы войны, мира, возобновленной войны, годы неудачных попыток роялистов взорвать его или застрелить, годы, когда он позволял себе развлечься, вступая в пустячные любовные связи с вереницей женщин и девушек из театральной труппы «Комеди Франсез», с фрейлинами. Но эти связи носили несерьезный характер, в какой-то степени подтверждая его лаконичное замечание о том, что нарушение супружеской верности — это всего лишь диванное происшествие. Но сам он в это никогда не верил, потому что ни к чему не мог относиться легко, даже к мимолетному увлечению женщиной и объятиям с ней.

Теперь легко отыскать в этих его случайных любовных связях доказательства его цинизма и утверждать, как это делали многие писатели девятнадцатого столетия, что он обладал плотскими желаниями животного на поле сражения и моральными взглядами турка.

Имеется исчерпывающее описание этого периода его жизни, но оно противоречит подобному предположению. Ясно, что он ждал чего-то большего от каждой из этих женщин, нежели просто удовлетворения физических запросов. Он хотел на несколько часов отвлечься от напряжения безжалостной государственной деятельности мирового масштаба. Ему нужны были средства, чтобы закрыть пропасть по обе стороны лезвия кинжала, по которому он шел час за часом. Ему требовалась небольшая передышка, чтобы сбросить с себя огромную, не уменьшающуюся тяжесть решений, чтобы сохранить равновесие на вершине мировых дел, а больше всего он хотел отодвинуть в сторону неприятные мысли об адском роке и кинжале убийцы, поджидавшем его при каждом появлении на публике. Короче говоря, с помощью надушенной магии он пытался перенестись назад в вишневый сад Валенса, а если женщины, которых он приглашал, не обладали именно такой магией, он отсылал их и редко когда предоставлял им новый шанс.

Одна женщина все же получила и смогла использовать свой второй шанс. Это была Грассини, симпатичная оперная звезда, которая безуспешно ухаживала за ним в дни его успеха в Италии.

Наполеон, который въехал в Милан во время кампании под Маренго, постарел всего на четыре года после своих первых побед в Италии, но за эти несколько лет он состарился внешне на добрых десять лет, а по опыту — на целое столетие.

Грассини пела для него, и он отнесся к ней милостиво, не придав значения тому факту, что она тоже несколько состарилась и, хотя ей было двадцать семь, стала полнеть и терять былую точеность черт своего лица.

Однако ее голос звучал самым чарующим образом, и Бурьен сообщает нам, что его хозяин мог слушать ее часами. Сам он не мог спеть правильно ни одной фразы, но глубоко ценил музыку, которая всегда трогала его. Когда изучаешь отношения Наполеона с этой знаменитой звездой, невозможно отделаться от предположения, что она покорила его как певица, а вовсе не как женщина.

Он договорился о не очень обязывающих отношениях с ней, и, когда Бурьен будил своего хозяина, по его распоряжению, чтобы сообщить ему плохие новости (хорошие новости, считал Наполеон, всегда могут подождать до утра), чтобы передать ему сообщение секретной службы о сдаче Массеной Генуи, он увидел, что в кровати первого консула находилась и певица.

Вскоре после битвы при Маренго Грассини велели приехать в Париж. Она с готовностью отправилась туда, уверенная, что находится на пороге политической карьеры, и убежденная, что заставила Наполеона забыть обо всех других женщинах. Ей даже удалось встревожить Жозефину своим сенсационным успехом во время серии первых концертов.

Несмотря на все это, ей так и не удалось приобрести ни малейшего политического влияния. Отношение Наполеона к ней оставалось уважительным, но эмоционально спокойным. Она чувствовала глубокое разочарование. Неожиданно Париж надоел ей, до такой степени наскучил, что она завела себе любовника в лице итальянского скрипача Роде. Когда ее манила любовь, Грассини всегда с готовностью отодвигала свою карьеру на второй план. Вдвоем они вместе растворялись в ночи.

Бедняга Роде, хотя и сильно польщенный страстью к нему Грассини, в то же время ужасался перспективой возможных последствий. Ему представлялось таким же безрассудством бросать Наполеону вызов на поприще любви, как и перчатку на поле брани! А ведь он даже не был солдатом, а просто бедным и безнадежно ослепленным любовью скрипачом!

Для его опасений не было оснований, потому что его великий соперник, хоть и итальянец по национальности, не таил против него злобы и относился к нему так же снисходительно, как и к любовнику Жозефины.

Эта любовная история сразу же произвела в Париже сенсацию и положила конец связи Наполеона с Грассини. Первый консул не только не возмутился поведением заезжей звезды или ее любовника, а даже предложил им возвратиться в столицу и предоставил в их распоряжение Театр де ла Репюблик для двух специальных концертов, один из которых оказался очень успешным и принес им массу денег.

Грассини, отличавшаяся повышенной сексуальностью, могла потягаться с Екатериной Великой по количеству любовников. И до и после покорения Наполеона она постоянно в кого-нибудь безумно и захватывающе влюблялась. В сердечных делах Грассини проявляла типичный для оперной звезды темперамент,