Темные очки, газеты и сумочка лежали на столе. Грейс взяла их.

— Ты пытался искать своих родителей? — тихо спросила она и увидела ответ на лице Нила. — В таком случае не вини меня в том, чего не делаешь сам… Оставайся здесь, я сама найду выход.

Грейс покинула оранжерею и быстро пересекла гостиную, спеша поскорее уйти. Вскоре ей предстоял ланч с Берни и Тришей, так что она даже не могла вернуться в свою гостиницу и как следует выплакаться. И все же ей во что бы то ни стало нужно было вернуть себе нормальный вид…

Спустя два дня почтальон доставил Грейс бандероль. Внутри оказалась магнитофонная кассета и записка от Нила: «Я одолжил это у Берни, — писал тот. — Садись и слушай».

На кассетной коробке была фотография группы музыкантов, среди которых находилась Дженнифер.

Название команды показалось Грейс знакомым, а когда она включила магнитофон и принялась слушать, то узнала и некоторые песни. В конце записи прозвучало несколько вещей, которые Грейс не только знала, но очень любила и частенько напевала сама.

Долгое время она сидела как завороженная. Все это просто не укладывалось у нее в голове. Столько лет она напевала песни, которые исполняет ее собственная мать, и даже не догадывалась об этом!

Но эти мелодии жили в сердце Грейс… а значит, в нем жила и Дженнифер. Оказывается, мать — очень творческая личность. Как и сама Грейс.

Она смахнула слезы со щек, сняла телефонную трубку и набрала номер Берни.

Вечером Грейс сидела на кухне перед телефонным аппаратом. Она понимала, что ей предстоит сделать важный шаг. И что она может быть отвергнута.

Поглубже вздохнув, чтобы успокоиться, Грейс набрала номер.

— Дженнифер Кэмпбелл, — прозвучало в трубке.

— Это Грейс.

После небольшой паузы Дженнифер резко произнесла:

— Что-то случилось? С тобой? С Берни?

— Нет-нет, все в порядке. Просто… я хотела поговорить с тобой.

Голос Дженнифер потеплел.

— В таком случае я рада твоему звонку.

— Я тут подумала, может, нам встретиться, — выпалила Грейс. — Я могла бы прилететь в Нью-Йорк… если хочешь.

— Знаешь, в конце недели мне придется прилететь в Лондон. Может, и ты приедешь туда из деревни? Давай встретимся за ланчем в пятницу. Позже мне нужно будет успеть на поезд. Я еду в Бристоль…

— Замечательно!

Они быстро договорились о месте встречи, затем Дженнифер сказала:

— Дорогая, мне нужно идти, иначе я опоздаю на встречу. Но я уже сейчас с нетерпением жду нашего свидания.

— Я тоже, — шепнула Грейс.

Затем она положила трубку, чувствуя, что к глазам подступают слезы.

Она сделала это — первый шаг в сторону матери! Оставалось ждать, как пройдет встреча.

Одетая в белое льняное платье, Грейс сошла с автобуса за десять минут до назначенного часа и направилась к ресторану, находящемуся неподалеку от вокзала.

Войдя в зал, она обнаружила, что Дженнифер успела заказать столик. Ее проводили в уединенный уголок и усадили под растущими в кадках пальмами.

Очень волнуясь и совершенно не испытывая голода, Грейс раскрыла меню.

— Здравствуй, дорогая… Нет-нет, не вставай, — услышала она голос подошедшей матери.

Дженнифер расположилась напротив дочери. На ней был пестрый черно-белый брючный костюм. Она выглядела, как всегда, спокойной.

К ним подошел официант, и они сделали заказ. Потом Грейс сказала:

— Я прослушала кассету с твоими записями и поняла, что давно знаю тебя. Поэтому я здесь.

Дженнифер подняла на нее взгляд больших синих глаз.

— Кассету дал тебе Берни?

— Нет. — Грейс вдруг покраснела. — Это Нил прислал ее мне.

— Нил?

— Да. После очередного нашего спора. Мы с ним периодически разговариваем на повышенных тонах.

— Выходит, наша встреча стала возможна благодаря Нилу? В таком случае я очень ему обязана.

— Он самый невозможный и заносчивый человек, каких я только встречала!

— Но также чрезвычайно привлекательный. Я еще способна понимать такие вещи, — чуть удивленно произнесла Дженнифер.

Грейс поспешила повернуть беседу в иное русло.

— Я пришла сюда не для того, чтобы говорить о Ниле.

Официант принес салаты, свежие и аппетитно выглядящие.

— Дорогая, мы можем говорить о чем угодно, — сказала Дженнифер. — Я так рада, что сижу сейчас здесь с тобой! И мне хочется, чтобы ты знала об этом.

Глаза Грейс вновь защипало от подступающих слез.

— Спасибо, — тихо произнесла она. — Я… не знаю, с чего начать. Понимаешь, я увязла. У меня творческий застой. Разумеется, ты здесь ничем помочь не можешь, да я об этом и не прошу…

— Я прочла одну статью, относящуюся к твоей выставке. И мне показалось, что «застой» слишком сильное выражение.

— К сожалению, оно отвечает действительности. Я уже давно начала замечать тревожные признаки, однако до сих пор не нашла способа изменить ситуацию. Просто не знаю, как быть! — Она помолчала. — Когда я слушала твою кассету, мне показалось, что мы с тобой очень похожи…

— Так и есть. У нас одинаковый темперамент, мы не обделены талантом, но в нем заключаются одновременно и счастье, и проклятие.

Грейс взглянула на сидящую напротив элегантную женщину.

— Я даже не знаю, как мне следует тебя называть, — призналась она. — Говорить тебе «мама» не могу. Это звучит как-то странно…

— А если просто Дженнифер? В конце концов, это мое имя.

Слабо улыбнувшись, Грейс кивнула.

— Хорошо, путь будет так… Дженнифер.

Они долго говорили о всякой всячине — в том числе и о творческих проблемах, — все больше узнавая друг друга.

— Знаешь что?! — наконец воскликнула Грейс. — Кажется, я поняла… Я все время рисую Теда. Своего отца. Это какое-то наваждение… То есть не его портреты, конечно, а свои ощущения, связанные с ним.

— И от этого в твоих работах сквозит такая тревога?

— Наверное. С раннего детства я поняла, что я не такая, какой хотел бы видеть меня Тед. Мало того, он старательно пытался перекроить меня на свой лад. Но, как сказал Нил, я упрямая. И поэтому противилась Теду изо всех сил. Тем не менее он представлял большую угрозу всем моим начинаниям, включая также планы на будущее. Думаю, впечатления детства отражаются сейчас в моих картинах.

— Но ты понимаешь, что, пытаясь вылепить из тебя какую-то другую личность, Тед тем самым словно мстил мне?

— Женщине, которая сбежала от него.

— И была наказана за это.