На новой работе у Лики мгновенно завелся поклонник, развязный режиссер по кличке Феллини.

– Он ни одной юбки не пропускает, даже не думай, – шипела машинистка Ламара, главный информатор телевидения.

Ну и что, мстительно думала Лика, буду делать все, что нельзя!

Уже через неделю после знакомства она пошла в бар с Феллини, захватив для безопасности Басю.

В полумраке при свечах играли пианист и скрипач, сигаретный дым можно было резать ножом, и Лика с интересом наблюдала, как благосклонно ее поклонник отвечал на провокативный флирт Баси.

– Он очень даже, – прогудела в ухо подруга.

– Непрочный, как лодка из промокашки, – невозмутимо отозвалась Лика и оглядела зал.

– Ба, Ликуша?! – К ней шел старый приятель, пьяный в дрова, раскинув руки для объятий.

Лика пошла с ним танцевать, чтобы ненадолго оставить флиртующую парочку вдвоем.

– Одни мы с тобой остались в этом болоте, – причитал приятель, спотыкаясь и наступая ей на туфли. – И Генрих, сука, умотал и про нас забыл!

Лика оторопела, но не подала виду.

– Тварь он все-таки, – продолжал приятель, постепенно погружаясь в полудрему. – Столько лет трепал тебе мозги, а сам уехал! Да никогда он тебя не любил!

– Что ты говоришь, – похолодела Лика, но продолжила танцевать. – Он тебе что, говорил об этом?

– Никогда не любил, – с удовольствием подтвердил пьяный и кивнул в сторону поклонника: – А этот тебе нравится? Жалко тебя ему отдавать, ты заслужила получше.

Лика пожала плечами, вырвалась из пьяных лап и села на место. Феллини посмотрел внимательно, но не сердито.

Приятеля уволокли.

Так-так, значит, за ее спиной все обсуждали ее и Генриха. Скорее всего, даже вместе с ним. Наверное, он сокрушался: жаль ее, но у него другие планы. Ах ты, тварь!

Где-то внутри начался процесс оживления мертвой зоны, а это всегда больно, как оттирать снегом обмороженное место.

Как же, как же все это золотистое, облачное, цветущее, как ласточки над нашей улицей, освещенной вечерним солнцем, – это все ничего не значило?! Наш снежный день, чистый белый берег, наши долгие разговоры, молчание, смех, моя верность, ожидание, переписанные от руки песни, нарисованный общий дом с башенками и фонтанами – что же все это было?

Наши перекидывания записками, держания за руки, медленные танцы, поедание одной мандаринки на двоих и общие тайны – зачем же все это было?

Лика пила согревшееся шампанское, поддерживала легкий разговор, а сама думала – да прав он во всем, этот Генрих. Что во мне любить? Кучу проблем? Бездомность? Никому не нужную работу? Все, конец, прощай, мой дорогой.

– Отвезешь меня домой, – неожиданно сказала она Феллини, и подруга недоуменно воззрилась на нее – ничего, перебьется, пусть этот легкомысленный парень будет при мне, все равно других для меня нет.

Ночью Лика долго курила в окно и думала все о том же – нужен дом.

Нужен дом, и точка. Свой собственный, хоть какой. Невозможно мотаться, как перекати-поле, если кто-то захочет ее найти – даже адреса нет. Нужна точка отсчета, в которой будут кров, почва и корни.

На первое время пусть будет родной дом, хоть он и зарос плесенью. Надо сделать попытку вернуть его к жизни.

Лика выпускала горький дым в холодный город, который был таким родным и так ее обманул. Как странно оказаться в нем взрослой, пустой и беззащитной.

Вместе с домом и планами на жизнь исчезли все камни, на которых держался ее мир: ни любимого, ни семьи, ни бабушки, ни самой родной подруги. А надо продолжать прыгать и всем видом изображать непотопляемого клоуна – чтоб никто не заподозрил, как близко она от края.

Ночью ей приснился Генрих – пустынный морской берег, изогнутый луком, два цвета – серая галька и бирюзовая вода, а он стоит, завернувшись в одеяло, и швыряет в море гладкие камни. Светит солнце, но в нем недостаточно тепла, Лика стоит рядом с Генрихом, и ей так хорошо, только холодно, и он молча накрывает ее краем одеяла.

Тепла вокруг не было, приходилось его добывать из снов.

Неужели вся жизнь пройдет вот так – испытывать счастье только во сне?

Дневник.

Такое-то число такого-то месяца. Давид Исаевич

Как меня угораздило наконец-то попасть в свое, правильное место?!

Я создана для этой работы. И люди кругом, хоть и негодяи, – мои негодяи. Понятные.

Наконец-то познакомилась с Давидом Исаевичем – там самым гадающим карликом.

Вообще-то он очень трогательный всезнайка, и никто его ни разу не видел полностью трезвым. Он сидит на вахте и ведет журнал прибытия-отбытия сотрудников.

Часто рассказывает про своего лучшего друга, олигарха: они оба запойные книгофилы-собиратели, и, если хочется зависнуть, надо попросить Давида Исаевича рассказать, как воры грабили знаменитую библиотеку его друга, похватали довольно обычные книги в кожаных переплетах с застежками из драгоценных камней, а настоящую ценность – невзрачное рукописное Евангелие – профукали. Безумно дорогое, написанное на пергаменте, скукоженном от времени, оно лежало на столе на самом видном месте и никакого интереса не вызвало.

– Невежество грабителей суть спасение, – Давид Исаевич выражался витиевато и церемонно.

Если бы он еще делал паузы в своих повествованиях, цены б ему не было.

В один прекрасный день он притащил на работу свои знаменитые карты, и всех охватила лихорадка гадания. Давид Исаевич расцвел, сидел на своем стуле важный, как министр, но его ножки, болтавшиеся в воздухе, сбивали весь пафос.

– Вам неинтересно, Лика? – спросил он, глядя снизу вверх глазками старого пса.

– Интересно, почему же нет, – смутилась я. – Но к вам столько народу записалось, мне неловко.

– Об этом не беспокойтесь, – поклонился карлик. – Я сам приду.

Давид Исаевич разложил карты три раза.

Все расклады он с дотошностью гомеопата проверял по шпаргалке. Рассказывал прошлое, настоящее и будущее – без лишней воды, четко и сухо.

– Всю жизнь вас будут обсуждать, – не поднимая глаз от картонки с наклеенной на ней журнальной вырезкой, медленно выговаривал Давид Исаевич. – Будет много предательств, много разочарований. Вы можете так и не найти своего настоящего занятия. Но с вами вскоре окажется тот человек, которому вы доверитесь. Это не ваш выбор, но он вам предназначен.

Я слушала и очень хотела снова развеселиться, чтобы вечером обсудить гадание вместе с подругами. Но почему-то было странно тихо и немного грустно.

Неужели от меня вообще ни черта не зависит?! За каким лешим меня родили на этот свет? Что я должна сделать – я ведь просто выживаю!

– Но – видите? Вот это означает вашу победу. Вам понадобится много лет, но все-таки вы победите.