– Ты не рад? – расстроилась Аматтея.

– Ну, почему? Но как бы это сказать… – Набуэль попытался как-то поделикатнее, но всё же объяснить свою озабоченность лидийке. – Я, разумеется, рад этому, любимая, но только ты забыла, что вскоре тебе уже не удастся прикидываться юношей Варлаамом. Вскоре все поймут, кто ты есть!

 А ведь и впрямь Аматтея на радостях об этом даже и не подумала. Какой же из неё будет Варлаам, если у неё через месяц-другой начнёт выпирать живот?!

– И как тогда мне быть?

 Набуэль сам пребывал в некоторой растерянности и поэтому неуверенно произнёс:

– Мда-а-а, дела-а-а… Нам что-то всё-таки следует придумать.

***

 В тот же день Набуэль и Аматтея отправились к храму, и заодно князь пожелал посмотреть, где похоронили Уту. Они с ним тоже долго общались и, можно сказать, даже дружили. Набуэль часто посещал старика и ему нравилось слушать его рассказы о шумерах и о далёком прошлом Дильмуна.

 Вначале Набуэль не хотел брать с собой лидийку, но она настаивала на своём, она очень хотела сопровождать князя, и он, в конце концов, не устоял перед её настойчивостью. Им приготовили колесницу. Когда они прибыли на место, сразу же прошли к морю и на холмистом берегу увидели девять надгробий, среди которых одно было посвежее. Аматтея уже немного читала по-шумерски и начала любимому переводить:

– Здесь на одном надгробии можно прочесть, что похоронен отец Уту… Его звали Зиусудр. Он умер семьдесят семь лет назад. А прожил Зиусудр столько же, как и последний шумер… То есть, лет сто пятнадцать. Уту рассказывал, что, когда ещё был жив отец, в юные его годы в соседнем селении проживали в основном шумеры. Это было последнее шумерское поселение на Земле. Жители этого поселения постоянно посещали храм Ана и приносили пожертвования. А потом кто-то из них умер, а кто-то перебрался в Южную Месопотамию, и так получилось, что это поселение, называвшееся Дур-Шумери (поселение шумеров), постепенно перестало соответствовать своему названию, так как в нём уже не было шумеров. А, по словам Уту, ещё несколько веков назад Дильмун являлся последней территорией, где они преобладали, а халдеи и арабы здесь были пришлыми – поначалу их было совсем мало. Но постепенно всё поменялось и получилось так, что к середине жизни Уту на этом острове, кроме него и его семьи, шумеров не осталось. У старших братьев его было с десяток детей, однако они оказались болезненными и рано ушли из жизни, и после них не оказалось наследников. А две племянницы смотрителя вышли замуж за халдеев и позабыли свои корни. Вот и получилось, что последних лет тридцать этот старик оставался на Дильмуне один-одинёшенек. Я даже не представляю, как это долгих три десятилетия находиться в полной изоляции и осознавать, что ты, наверное, последний представитель своего народа, и на тебе его история навсегда оборвётся! Это же так страшно! А ведь когда-то это был великий и многочисленный народ, после которого сохранились города, причём одни из самых древних, такие, как Эриду, Ур, Урук, Ниппур, и это именно тот народ, который создал самую древнюю и обширную литературу. И в этом он тоже опередил всех остальных! Наши предки ещё пребывали в варварстве, а у шумеров уже имелся свой героический эпос, такой, к примеру, как «Сказание об Энмеркаре» или «Сказание о Гильгамеше», состоявшие из многих сотен стихотворений. Однако действительно, время побеждает всё и ничто не вечно на этом свете! Я даже по этому поводу написала стихотворение! Только на арамейском. И оно так и названо по первой строчке: «Время побеждает всё».

 Аматтея прочитала только что написанное ею стихотворение, посвящённое старику Уту и его народу, канувшему в вечность. И над надгробием последнего шумера, они вместе с князем совершили жертвоприношение.

***

 Наступила южная ночь. Аваль погрузился во мрак, и только трёхэтажный дом губернатора, возвышавшийся у моря (и который дильмунцы с нескрываемой иронией называли «дворцом»), был подобен маяку, так как освещался десятками факелов и виден был на большом расстоянии. Рядом с «дворцом» располагались ещё несколько домов чуть поменьше, принадлежавших местным богатеям и важным чиновничьим шишкам, и весь их квартал окружала глинобитная стена, отделявшая его от остального города. Внутри квартала богачей было более-менее спокойно, потому что в нём несли дежурство вооружённые стражники. Здесь же располагались резервуар с водой, склады с зерном, арсенал, а также конюшни и стоянка для колесниц.

 Набуэль собрал у своего дяди, губернатора острова, наиболее доверенных людей и сообщил им прямо и без обиняков, что назревают события, которые могут ввергнуть в хаос обширные территории империи, и к этому необходимо подготовиться.

Это сообщение было выслушано в мёртвой тишине. Оно было неожиданным и буквально всех повергло в трепет.

– Я так и не понял, – произнёс Намтар, – что может произойти, племянник? Кто-то может напасть на Дильмун?

– Ну, можно считать и так. Только опасность подстерегает не один Дильмун, а всё Приморье.

– Элам разгромлен и разобщён, мидийцы запуганы, арабы малочисленны и бессильны. О них смешно даже вспоминать! Варвары эти к нам никогда не сунутся… Остаются Египет и Лидия. И что, они угрожают нам и всей Ассирийской империи?

– Про Лидию я скажу так… На неё обрушилась орда кочевников киммерийцев, – ответил Красавчик, – и лидийский царь теперь, как может, от неё отбивается. А вот фараон… Да, Псамметих явно готовится напасть на западные рубежи Ассирии.

– Ну, конечно же! Но где Египет, а где мы? – вслух озвучил своё размышление финикиец Абимилькат. – От Египта до Приморья – не меньше месяца пути! И нас с ним разделяет труднопроходимая Аравия! Так чего тогда опасаться?

– Помимо Египта против империи ещё многие поднимутся. И это произойдёт в ближайшие месяцы. Так что нам следует быть ко всему готовыми, – заключил князь и тут же добавил: – Я уверяю вас, что когда всё начнётся, нам не удастся отсидеться! Однако это всё, что я могу вам сейчас сказать. И больше меня ни о чём не пытайте. А пока… предупреждающие меры необходимо принять. Что я под этим понимаю? А вот что…Следует усилить охрану Аваля. И надо пополнить запасы воды и зерна на случай осады.

 У всех, кто присутствовал при этом разговоре, в душу закрадывалась обоснованная тревога. Впрочем, князь пока что так ничего определённого и не собирался своим подчинённым говорить. Он выражался уж как-то очень туманно, и присутствующим только и оставалось теряться в догадках, что же в скором времени может произойти.

И у