— Фермин Ромеро де Торрес, рад познакомиться наконец. По профессии — агент секретной службы, ныне не удел. По призванию — книговед и любитель беллетристики.

Сальгадо устало посмотрел на него и возвел глаза к небу.

— А говорят еще, что Мартин сумасшедший.

— Сумасшедший — тот, кто считает себя умнее всех остальных.

Сальгадо обреченно кивнул.

Второе судьбоносное событие последовало через несколько дней. Ближе к ночи за Фермином пришли два охранника. Ханурик открыл перед ними камеру, тщетно пытаясь скрыть беспокойство.

— Эй, заморыш, вставай, — сквозь зубы пробурчал один из конвойных.

Сальгадо немедленно вообразил, что молитвы его были услышаны и Фермина уводят на расстрел.

— Мужайтесь, Фермин, — подбодрил он сокамерника, улыбаясь. — Умереть за Бога и Испанию — что может быть прекраснее.

Охранники вцепились в Фермина, сковали его по рукам и ногам и волоком протащили по коридору под удрученные взгляды обитателей галереи и хохот Сальгадо.

— Тут тебе ветры не помогут, — со смехом кричал ему вслед сокамерник.

По лабиринту туннелей Фермина доставили в длинный коридор, в конце которого виднелась внушительных размеров деревянная дверь. Фермина замутило, и он решил было, что вот оно, достойное завершение жалкой жизни, нисколько не сомневаясь, что за дверью его уже дожидается Фумеро, в распоряжении которого имелась паяльная лампа и целая ночь впереди. Поэтому он очень удивился, когда один из охранников освободил его от оков, а второй вежливо постучал в дверь.

— Войдите, — отозвался знакомый голос.

Фермин очутился в кабинете господина коменданта — большом зале, обставленном превосходной мебелью и устланном роскошными коврами, украденными, наверное, в каком-то из особняков из квартала Бонанова. Дополняли оформление кабинета испанский флаг — с эмблемой орла, щитом и девизом, — и портрет Каудильо, облагороженного ретушью сильнее, чем Марлен Дитрих на рекламной фотографии. Центральной фигурой, вписанной в интерьер, являлся сам господин комендант дон Маурисио Вальс. Он сибаритствовал за письменным столом с рюмкой бренди, наслаждаясь вкусом иностранной сигареты.

— Садись, не бойся, — с улыбкой пригласил он.

Фермин заметил перед собой поднос, на котором стояло парующее блюдо с большим куском мяса, горошком и картофельным пюре, сдобренным сливочным маслом.

— Это не мираж, — ласково промолвил господин комендант. — Это твой ужин. Надеюсь, тебе понравится.

Фермин, не видевший такого чуда с июля 1939 года, с жадностью набросился на еду, опасаясь, что она может исчезнуть в любой момент. Господин комендант с презрением и брезгливостью наблюдал за тем, как он ел, маскируя свои чувства застывшей улыбкой, прикуривая одну сигарету от другой и поминутно приглаживая набриолиненные волосы. Едва Фермин расправился с ужином, Вальс велел охранникам удалиться. С глазу на глаз господин комендант отчего-то показался арестанту более опасным и зловещим, чем в присутствии вооруженной охраны.

— Фермин, верно? — небрежно спросил Вальс.

Фермин несмело кивнул.

— Наверное, ты недоумеваешь, зачем я тебя вызвал.

Фермин заерзал на стуле, пожимая плечами.

— Тебе не о чем беспокоиться. Совсем наоборот. Я велел привести тебя, поскольку желаю улучшить твои жизненные условия, а дальше, как знать, может, и удастся пересмотреть твой приговор. Ведь мы оба знаем, что обвинения против тебя несостоятельны. Но настало смутное время, мир перевернулся, и порой праведники расплачиваются за грешников. Такова цена национального возрождения. Но, оставив в стороне общие рассуждения, я хочу, чтобы ты понял, что я в таком же положении, как и ты. Я тоже в некоторой степени стал пленником этого замка. Полагаю, мы оба мечтаем выбраться отсюда как можно скорее, и мне пришло в голову, что мы могли бы помочь друг другу. Сигаретку?

Фермин смущенно взял сигарету.

— Если не возражаете, я приберегу на будущее.

— Конечно, бери. Оставь себе всю пачку.

Фермин положил пачку сигарет в карман. Господин комендант склонился к столу, растянув губы в улыбке. «В зоопарке есть в точности такая же змея, — подумал Фермин, — но она ест только крыс».

— Как ваш новый сокамерник?

— Сальгадо? Замечательно.

— Не знаю, в курсе ли ты, но этот мерзавец до того, как его посадили в тюрьму, был грабителем и наемным убийцей коммунистов.

Фермин покачал головой:

— Сальгадо утверждал, что он синдикалист.

Вальс издал короткий смешок.

— В мае тридцать восьмого он в одиночку проник в частный дом семьи Вилахоана на бульваре Бонанова и уничтожил всех, включая пятерых детей, четырех девушек и старуху восьмидесяти шести лет. А знаешь, кем были Вилахоана?

— Наверное…

— Ювелирами. В момент совершения преступления в доме хранилась сумма в двадцать пять тысяч песет в драгоценностях и чеканной монете. Знаешь ли ты, где эти деньги теперь?

— Не знаю.

— И никто не знает. Известно лишь то, что товарищ Сальгадо решил не отдавать ценности пролетариям и припрятал их, чтобы зажить припеваючи после войны. Что ему не удастся, поскольку мы будем держать его до тех пор, пока он не запоет или пока твой друг Фумеро в конце концов не искромсает его на мелкие кусочки.

Фермин кивнул, уяснив ситуацию.

— Я заметил, что на левой руке у него не хватает пальцев и он как-то странно ходит.

— Однажды попроси его снять штаны и увидишь, что у него не хватает еще кое-каких частей, которые он потерял по ходу дела исключительно из-за упорного нежелания признаваться.

Фермин проглотил комок в горле.

— К твоему сведению, лично у меня подобные дикости вызывают отвращение. И это одна из двух причин, побудивших меня отдать приказ перевести Сальгадо в твою камеру. Ибо я считаю, что в разговорах люди раскрываются. И потому я хочу, чтобы ты выведал и рассказал мне, где он припрятал трофей из дома Вилахоана, а также всю добычу от грабежей и преступлений, совершенных им в прошлые годы.

У Фермина душа ушла в пятки.

— А другая причина?

— Вторая причина в том, что ты, как я заметил, в последнее время подружился с Давидом Мартином. К чему я отношусь весьма положительно. Дружба является ценностью, которая облагораживает человеческое существо и способствует реабилитации заключенных. Не знаю, известно ли тебе, что Мартин — писатель.

— Что-то я такое слышал.

Господин комендант пронзил Фермина ледяным взглядом, но улыбался по-прежнему доброжелательно.

— Дело в том, что Мартин неплохой человек, но он во многом заблуждается. В частности, он наивно полагает, что обязан защищать неподходящих людей и хранить сомнительные тайны.