«Еще бы она не отказывалась от еды, – глядя на то, как он удаляется с прожорливым животным, подумала Настя. – Нужен ей собачий корм, когда кругом полно доверчивых девиц с докторской колбасой. Ешь – не хочу». После этой мысли она попыталась настроить себя на позитив.

Итак, что она имеет в остатке? Кроме колбасы, естественно, которая все еще лежит в холодильнике.

Привлекательного, в меру озадаченного мужчину с прожорливой собакой, которая под страхом смерти клянчит еду у наивных прохожих. Если не брать собаку, он пообещал ее закрыть, то остается заинтересованный ею холостяк, природа и чудный летний вечер, медленно, но верно надвигающийся на дачный поселок. Таким вечером приятно думать о возвышенном, перед этим стоит хорошенько поесть и говорить обо всем на свете. Правда, при чем здесь Петров? Настя его совершенно не помнит. У них много пар сочетается законным браком, невесты с женихами в этой круговерти все на одно довольное лицо. Одни думают, как им повезло – в доме появилась бесплатная домработница, другие радуются халявному золотому украшению.

Странно, что она его не запомнила. Не Петрова, а Гурина. В такого можно влюбиться сразу и навсегда. Это как удар молнии, раз и все. И ничего поделать с этим «все» нельзя. Но сейчас же Настя не влюбилась! Почему, интересно? Неужели в ее сердце целиком и полностью поселился Владик? Такой непонятный и ненормальный, чужой, Римма от него не отказывалась, и немного близкий. Совсем немного, на уровне первого поцелуя. Значит, сердце полностью не занято. Но стоит ли искать свободное местечко для этого собачника? Гурин признается, что у него к ней двоякое отношение и двойственные ощущения. Не хватает только тройственного союза: он, она и собака. Хорошенькая будет жизнь, Насте придется садиться на диету и забыть о существовании мясных блюд. Хотя какое в колбасе мясо! И без колбасы придется жить.

Любви с первого взгляда не получилось. Настя решила, что ссориться с соседом Селезнева она не станет, но и поддерживать дружеские отношения тоже ни к чему. Нужно приглядеться к американцу, возможно, это ее судьба сидит и слушает профессора…

Судьба сидела в кабинете в образе тощей очкастой дивы неопределенного возраста и многозначительно кивала головой на все утверждения Селезнева.

– Где американец? – сдавленным шепотом поинтересовалась Настя у выскочившей на кухню подруги.

– Вот, – хмуро произнесла та, – и я о том же. Он оказался бабой! Смит. Кто же знал, что под этой фамилией скрывается очкастая мымра? Ты только погляди, как она слушает профессора! С открытым ртом. Как полагается в лучших традициях дамского соблазнения. Так и хочется заделаться стоматологом и вырвать все ее белоснежные зубы! Так и хочется по одному и со скрежетом…

– Меня тут тоже один со стоматологом перепутал, – поделилась Настя, – сосед Селезнева.

– Ну и? – Маринка, как великий Цезарь, успевала шинковать колбасу с сыром и разговаривать. – Холостяк? Есть на что посмотреть? Заинтересовался? Подай мне чашки, буду варить кофе.

– Привлекательный холостяк, – призналась Настя, – только я больше смотрела на его собаку. Жуть.

– Сделала ошибку, в таких случаях нужно смотреть на холостяков. Учись!

И Маринка кивнула в сторону кабинета с распахнутой дверью. Там на диванчике сидела мымра Смит и одаривала Селезнева голливудской улыбкой. Тот, размахивая руками, посвящал ее в суть комплекса «Рыцаря и развратника», та делала вид, что все понимала.

– Этому комплексу свойственно раздвоение, – рассказывал Эммануил Виторганович. – Рыцарь как воплощение благородства и мужественной силы, дающий романтической дамской натуре ощущение безопасности. И одновременно развратник, стремящийся к необузданному сексу с грубой первородной похотью.

– Рыцарь, – шмыгнула носом Маринка, выглядывая из кухни. – А она развратница. Ты только погляди, как вцепилась глазищами-то в мужика! Первородная похоть у этих американок на каждом шагу! И у моделей. Не находишь, что она похожа на пассию Копейкина?! Тоже стремится, небось, к необузданному сексу! – Маринка вернулась к плите. – А я им вари кофе, ухаживай за ними. Нет в жизни справедливости.

Настя посмотрела на очкастую даму с полуоткрытым ртом, та закончила наконец-то улыбаться. Видимо, поняла что-то про секс. Правда, глядя на ее зализанную прическу и строгий брючный костюмчик, не очень-то верилось, что дама стремится к необузданному сексу. Но впечатление бывает обманчивым.

– Может, я что-то посущественнее приготовлю? – предложила Настя, глядя на нарезку. – Картошечки?

– Приготовь, – согласилась подруга, – мне самой некогда, видишь, как я занята? Собиралась сделать пиццу, а придется караулить профессора. Подозрительная личность неизвестно на что способна. Судя по ее увлеченному профессором виду, на любые крайности! Я потом себе не прощу, что не спасла хорошего человека от хищницы. Он же такой доверчивый и наивный…

– Как и я, – вздохнула Настя.

– Ты? А, ну да. – Маринка принялась разливать кофе по трем чашкам. – Приготовь что-нибудь серьезное и отправляйся к привлекательному холостяку. Кстати, а сколько ему лет? Около тридцати? Тоже подозрительно, что не женат. Что-то в нем, привлекательном, не то…

И она убежала с чашками, в которых дымился свежесваренный кофе, в кабинет.

Настя пожала плечами и занялась поисками овощей. В отличие от любой женской кухни, мужская была не слишком укомплектована техникой и никому не нужной посудой. Овощи нашлись там, где им и полагалось быть, – в овощном ящике. Настя решила пожарить картошку с луком. Больше ничего овощного у Селезнева она не нашла. По всему было видно, что профессор любит свою дачу, но приезжает сюда нечасто. Он мало интересуется комфортом, у него нет элементарной кофеварки. И совершенно не интересуется Настей. Что, впрочем, понять можно. И без нее хватает благодарных слушательниц.

Запах жареной картошки разнесся по всему дому – у Селезнева на кухне не было вытяжки. Настя и здесь распахнула окно. Безусловно, профессор не любит свежий ветерок, но ему придется потерпеть. Тем более ему сейчас не до ветра. Хотя естественные потребности должны его заставить завершить беседу или хотя бы сделать небольшой перерыв. Не станет же Настя есть одна всю сковороду такой вкуснятины. А сидеть возле жареной картошки и дожидаться неизвестно чего – равносильно занятию садомазохизмом.

Настена подсела к окну и подперла рукой щеку. Буйство природных красок несколько потускнело вместе с уходящим солнцем. На голодный желудок не мечталось. Мысли, приходившие в голову, были похожи как однояйцовые близнецы. Все о картошке. У Насти проявлялся очередной комплекс, комплекс Обжоры. Думалось почему-то исключительно о еде.

– Почему вы не пришли? – В окне внезапно возник силуэт возмущенного Гурина. – Я ее зафиксировал в спальне. Конечно, она залезет на постель, ревнивая дура, начнет выть, но я совершенно безжалостен! Анастасия, вы не должны избегать моего общества. В последнее время женщины меня избегают слишком часто. Но вы другое дело, с вами, я чувствую, нас что-то связывает. Невидимое и странно опасное. И я хочу понять, что именно.