На погребальную урну, стоявшую у изголовья дивана, попал солнечный луч, и скрипичный ключ вспыхнул жидким золотом.

* * *

Тарахтя изношенным двигателем, моторка разрезала облезлым носом океанскую гладь.

«Эдак мы до ночи будем тут кататься», — с раздражением подумал Багор. Поднялся сильный ветер, злобно швыряя капли воды в лицо серебристыми иглами. Багор облизнул соленые губы и с неприязнью посмотрел на Анару, управлявшего моторной лодкой. Очевидно, тот почувствовал на себе колючий взгляд мужчины.

Коверкая слова, он с трудом произнес:

— Petrol… soon over[8].

Багор недобро прищурился.

— Почему ты не побеспокоился об этом раньше? — спросил он, с трудом сдерживаясь. — Я предупредил тебя, что яхта могла уйти далеко.

Парень неопределенно пожал плечами.

«Нужно возвращаться» — решил Багор. Он уже успел неоднократно пожалеть о том, что связался с этим сопляком. Да, Анару удалось завести моторку, но толку от этого дребезжаще-ржавого корыта с гайками, которое бестолково носилось вдоль берега туда и обратно, было немного. С таким же успехом Багор мог плавать на надувном матрасе, изредка поглядывая в сторону горизонта — не появится ли там яхта с этими гребаными моложенами…

Отчасти он понимал, что при желании судно Весты можно было найти с помощью радиосигналов, но для этого пришлось бы задействовать совершенно другие ресурсы и возможности, а светиться Багор лишний раз не хотел. Хорошо еще, что Павел успел дать ему описание яхты, на которой они сейчас бороздят морские просторы…

Оставалось надеяться, что Павел со своей необъятных размеров женой не успел выйти далеко в океан.

На их пути уже попадались несколько буев, но никаких плавательных средств к ним пришвартовано не было, и Багор, мысленно матерясь, приказывал парню плыть дальше.

Неожиданно в двигателе послышался резкий металлический скрежет, и в воздухе поплыли струйки дыма.

Анару заглушил мотор.

— Какого хрена? — по-русски спросил Багор, и парень жестами пояснил, что двигатель должен остыть.

— Твою мать, — пробормотал Багор. Похоже, сегодня они вряд ли найдут яхту — скоро стемнеет.

— Бензина скоро не будет, — озабоченно повторил Анару.

— О`кей, — отозвался тот, приняв решение. — Возвращаемся за топливом. У тебя есть запасные канистры? Мы возьмем их с собой.

Подумав, парень кивнул.

Багор поднял воротник курки, ежась от пронизывающего ветра.

«Надеюсь, Павлик, ты еще жив, — подумал он, закуривая. — Потому что теперь я в лепешку разобьюсь, но разыщу вас и получу с тебя мою долю. А может, я вообще заберу все…»

* * *

В то время, когда Багор принимал решение вернуться на берег, а запертый в душевой кабине Павел тщетно пытался освободиться от веревок, Весте снился странный сон.

Яхта на полной скорости мчится к берегу. Она стоит в рубке, устремив немигающий взгляд вперед. Откуда-то доносятся слабые вопли, больше смахивающие на скулеж издыхающей собаки.

Павел.

Кажется, он просит прощения.

Земля все ближе, и она видит, что на берегу толпятся люди.

Много людей.

Веста щурится.

Полиция?

Да, так и есть, среди любопытных мелькают люди в темно-синей форме. Ей кажется, что она может разглядеть нагрудные значки полицейских и даже блестящие пуговицы на униформе…

«Веста-а-а-а!» — протяжно воет Павел.

Яхта приближается к причалу, и Веста глушит мотор.

На берегу происходит оживление.

Вот неизменный Тейн с непроницаемым взглядом и худым лицом, черным и сморщенным как печеное яблоко.

«Я догадывался о том, что произойдет, миссис Веста, — красноречиво говорят его запавшие глаза. — Это просто счастье, что вы остались живы. Я никогда не стал бы доверять вашему мужу».

С проворностью юноши он ловит швартовочный канат, брошенный Вестой, и ловко накидывает петлю на причальный кнехт. Яхта слегка вздрагивает, будто сердясь, что ее совершенно незаслуженно посадили на поводок, как непослушного пса.

Веста медленно ступает по горячим доскам причала. Подошвы чувствуют шершавую поверхность задубевшего от времени и зноя дерева.

Полицейские, словно очнувшись, торопливо взбираются на яхту и спустя пару секунд выволакивают упирающегося Павла.

«Пожалуйста! Отпустите, не надо!!!» — визжит он, отчаянно сопротивляясь. Павла бьют под дых, заламывают руки и волокут на берег, один из полицейских защелкивает на его запястьях наручники.

«Веста, скажи им!.. так получилось!..» — рыдает Павел, но она едва ли обращает внимания на эти вопли.

Павел… Пася.

Пасенька.

Он умер для нее. Давно.

Еще тогда, в открытом океане, когда говорил про нее всякие мерзости…

Она устало покачивается, колени подгибаются.

Сил нет. Просто хочется сесть, прямо здесь, на шершавые горячие доски, и ничего не делать. Забыть обо всем, подставив разгоряченное лицо морскому бризу.

Пляж быстро пустеет, и ветер непринужденно, словно играясь, треплет ее свалявшиеся волосы.

Она снова одна.

Одна.

И тут же вздрагивает, слыша за своей широкой спиной тихое:

«Веста-а-а!..»

Голос осторожный и проникновенный, однако вместе с тем женщина буквально каждой порой чувствует, как от этого голоса по ее коже словно прошлись чьи-то заледенелые пальцы. Она медленно оборачивается, меняясь в лице. Истошный крик разывает грудь, готовясь исторгнуться наружу, как цунами, однако с губ срывается едва слышный писк.

На палубе стоял Сергей. Ее брат, убитый несколько лет назад.

На нем тот самый иссиня-черный фрак, в котором он выступал в тот злополучный день. Из груди торчит нож, загнанный почти по самую рукоятку. Узкие фалды фрака болтаются изгрызенными лохмотьями, словно Сергей удирал от бешеной собаки, и та все-таки успела цапнуть клыками часть его концертного костюма. Из нагрудного кармана выглядывает белый платок, запятнанный кровью.

На белом как мел лице Сергея, ширится безжизненная улыбка:

«Привет, сестренка».

Веста открывает рот, но слова будто застряли внутри, намертво прилипли к глотке и гортани, и она лишь беспомощно смотрит на внезапно ожившего брата, глупо хлопая глазами.

Сергей держит перед собой подаренный ему сувернир с восемью нотами, другой рукой он осторожно ударяет серебряным молоточком по самому верхнему ключику.