— Да? — ответил отец после первого же гудка. Наверное, сидел у телефона, чтобы звонок не разбудил мать.

— Папа, это я. Как мама?

— О, Кейт, я как раз собирался тебе звонить. Ей стало хуже. Намного хуже. Я везу ее в больницу.

— В больницу? — Кейт побледнела. — В Центральную? Папа, я сейчас же поеду туда…

— Нет, я везу ее к вам. Я только что говорил с Магнусом Бэрратом. Он приедет специально, чтобы осмотреть маму и сделать кое-какие анализы. — Анализы? Кейт похолодела. Магнус Бэррат… Ведь Джек его ассистент. А отец еще ничего не знает. — В больнице Святого Марка лучшие нейрохирурги. К тому же я знаком с Магнусом лично. Это просто мера предосторожности, Кейт, не волнуйся. Я всего лишь хочу, чтобы ее осмотрел лучший врач. Возможно, это обыкновенная анемия, вызванная переутомлением. Ты сейчас на работе?

— Я приехала забрать машину. Я подожду вас, папа.

— Только не паникуй, Кейт. Поезжай по своим делам, а я позвоню тебе, как только что-нибудь прояснится. Твоя мать будет в надежных руках.

В трубке раздались короткие гудки. Кейт стояла, не в силах даже пальцем шевельнуть. Если отец решил отвезти маму в больницу, да еще и вызвал доктора Бэррата, значит, все действительно серьезно.

— Твоей матери хуже? — обеспокоенно спросил Джек. Кейт тупо кивнула. — Отец везет ее сюда? — нахмурился Джек, как будто его тоже беспокоило состояние матери Кейт.

А может, он волновался из-за ее отца, которого скорее всего боялся. Кто знает, как отреагирует Честер Уоррен-Смит, если столкнется с человеком, по вине которого погибла его любимая дочь?

— Да, — с трудом проговорила она. — Головная боль усилилась, и папа хочет, чтобы маму осмотрел доктор Магнус Бэррат. Он специально приедет, чтобы провести обследование.

Дрожь пробежала по всему телу Кейт. Теперь она была почти уверена в том, что ее мать серьезно больна.

— В таком случае твоя мама в хороших руках, — заверил ее Джек. — Будем надеяться, что все обойдется.

Кивнув, Кейт стиснула кулаки, пытаясь унять дрожь в руках. А через секунду Джек обнял ее, и она ощутила небывалое спокойствие, как будто в его объятиях была защищена от любых невзгод.

— Спасибо, что подвез, Джек. Ты был так добр ко мне…

Не говоря больше ни слова, она пошла прочь.

— Для чего же тогда друзья? — бросил ей вслед Джек. — Ты собираешься ждать родителей в больнице?

— Нет, папа не хочет, чтобы мама меня видела, так что я вернусь примерно через час.

«Хочет папа того или нет», — добавила она про себя.

Хватит отодвигать ее на задний план. Она тоже врач и разбирается в медицине не хуже своего отца с одной лишь разницей, что он преуспевающий кардиохирург, а она скромный ординатор приемного отделения.

Сейчас она съездит к ювелиру, заберет обручальное кольцо, а потом заскочит в обувной магазин, чтобы купить туфли к свадебному платью. Если что, отец позвонит ей на мобильный.

— Джек, — окликнула она, — если встретишь моего отца… Я ничего не говорила ему о тебе, о том, что ты здесь работаешь. Он может быть шокирован…

— Я думаю, сейчас неподходящее время устраивать скандалы. — Джек пожал плечами. — Мы оба профессионалы, Кейт, а профессионалы не позволяют эмоциям взять верх над разумом. Этому нас учили в колледже, помнишь?

Кейт не ответила и пошла дальше.

— Бессердечный, черствый сухарь! — бормотала она себе под нос. — Такой же, как отец, — думаешь только о своем профессионализме и больше ни о чем…

— Если я скрываю свои чувства, это вовсе не значит, что у меня их нет, — раздался рядом голос Джека.

Кейт вздрогнула. Она и не заметила, что он идет около нее. А что, если он говорит правду? Вдруг он тоже переживал, когда умерла Шарлотта, просто не показывал этого?

— Иногда мы проявляем свои истинные чувства слишком поздно, — прошептала она.

Через час Кейт уже снова была в больнице. Зайдя в лифт, она нажала на кнопку седьмого этажа, где располагалась нейрохирургия. На пятом этаже в лифт вошел Джек.

— Джек! — воскликнула Кейт. — Ты все еще здесь! Ты видел доктора Бэррата? — набросилась на него она. — Тебе что-нибудь известно?

— О твоей матери? Кажется, она пока на обследовании. Спроси доктора Бэррата, ему известно гораздо больше.

Голос Джека звучал как-то странно. Он наверняка что-то знал, но не хотел говорить. Впрочем, возможно, это вопрос врачебной этики — ведь мать Кейт была пациенткой Магнуса.

— Ты видел отца? — спросила Кейт.

Губы Джека искривила горькая усмешка.

— Да, мы встретились. Как видишь, твой отец не разорвал меня на части, хотя, очевидно, ему очень хотелось. Скажи, а ты бы хоть чуточку расстроилась, если бы это случилось?

Кейт сделала вид, что не слышала вопроса.

— Что он говорил? Вспомнил Шарлотту? Или… Он спросил, виделся ли ты со мной? Что ты сказал ему?

Джек пожал плечами.

— Он удивился, увидев меня здесь, потому что предполагал, что я собираюсь стать кардиохирургом.

— Ты объяснил ему, почему выбрал нейрохирургию? — осторожно поинтересовалась Кейт.

— Я сказал, что кардиохирургов и так достаточно много…

У Кейт перехватило дыхание. Заявить такое Честеру Уоррену-Смиту равносильно самоубийству. Это же словно помахать красной тряпкой перед быком. И почему Джек не сказал, что нейрохирургия просто показалась ему более интересной?

Она-то надеялась, что он извинится перед отцом, покается в содеянном.

— Отец, должно быть, был в восторге, когда услышал такое, — саркастически засмеялась Кейт. — Как же он отреагировал?

— Никак. Вмешался Магнус, — ответил Джек, выходя из лифта. — Он заявил, что хочет сделать меня своим преемником. А потом мы переменили тему разговора.

Кейт напряглась. Джек повернулся к ней и, прежде чем войти в свой кабинет, произнес:

— Держись, милая.

Его слова эхом прозвучали в голове Кейт. Она поняла, что ей следует готовиться к худшему.

Новости были дурными. Ужасными. У матери обнаружили опухоль мозга, которая очень быстро увеличивалась. Требовалась срочная операция. Магнус Бэррат сказал, что только так можно попробовать спасти жизнь ее матери.

Можно попробовать спасти… Кейт знала, что означают эти слова, потому что сама не раз их произносила. Это значит, что шансов почти нет.

Следующие несколько часов промелькнули словно в полусне. Кейт сидела рядом с отцом и смотрела на него. Он казался спокойным. И если бы не мертвенная бледность, которую не скрывал даже загар, невозможно было догадаться, что его что-то беспокоит.