наш род. Гедыминовичи были на одном положении в местничестве с Рюриковичами, но все же, при иных, называйте «сиятельствами», — поправил меня Степан Борисович.

— Михаил Михайлович так и поступает, Степан! — с металлом в голосе сказал Алексей Борисович.

Ну хоть младшего своего братца одернул.

— Полноте, — улыбнулся Александр. — Всяко мы благодарны должны быть. Алексей оказался подле государя. Нынче Павел Петрович всячески благоволит к нам. Думаю, что некая заслуга в том есть и ваша, Михаил Михайлович. Мы, Куракины, умеем быть благодарными.

Экзамен прошел? Я настроился на большее. Ну так лучше. Оценка в зачетке, теперь что? Встал вопрос о повышенной стипендии?

— Михаил Михайлович, — после некоторой паузы начал говорить Александр Борисович. — Вы стремительно вошли в жизнь нашей семьи. При этом, существуют обстоятельства, в коих вы, господин Сперанский, поставили в зависимость от себя моего брата.

— Александр! Я не растерял способность самостоятельно изъясняться! — повышая тон, сказал Алексей Борисович.

— Да я и не умоляю твоих заслуг и способностей, Алексей, но… — Куракин-старший ухмыльнулся. — Имение в Белокуракино по присмотром господина Сперанского, орловские поместья так же уже проверяются людьми господина Сперанского, он пишет проекты, которые оказываются на столе императора.

— Михаил Михайлович, вы не держите обиду на моего брата, что он высказывается о вас в третьем лице, но все действительно так. А теперь еще именно вами отлажена работа в Правительствующем Сенате. По сему мы обязаны понимать то, какой человек теперь рядом с нашей семьей, — весьма дипломатично и даже дружелюбно объяснял Степан Борисович.

А на что я рассчитывал? Ладно Алексей Куракин. Я оказался рядом с ним, когда тот был если не в отчаянии, то явно растерявшимся, запутавшимся в жизни. С такими людьми достаточно просто работать. Даешь им надежду, подкрепляешь ее реальными делами, сдабриваешь обещаниями «по вкусу». И все — блюдо готово.

Александр Борисович иной. Он прибыл в Петербург не как опальный вельможа, а как победитель. Даже в столице распространялись сплетни, на ряду с действительными свидетельствами, что старший брат Куракиных устроил у себя в имении Саратовской губернии, названой «Надеждино», чуть ли не Версаль. Пышность приемов у, казалось бы ссыльного, Александра Куракина уже притча во языцех.

И понятно, почему он это делал. Мстил, доказывал свою состоятельность. Не бежал, чтобы спрятаться, а на показ в очень гибкой форме посылал всех причастных в опале Александра Борисовича к черту. Ну а еще он умный человек, прошедший через множество интриг, но не предавший Павла Петровича, от дружбы с которым князь Александр Борисович Куракин никогда не отрекался.

— Я все, понимаю, господа, — с некоторым вызовом начал говорить я. — Меня нельзя упрекнуть в том, что я хоть что-то сделал вопреки интересов его светлости Алексея Борисовича. И впредь не имею намерений будь каким образом вредить вашей славной семье. Напротив, вы можете мной располагать.

Я говорил несколько обиженным тоном. Тут был определенный расчет. Во-первых, обо мне разговаривали в третьем лице, когда я присутствовал. Уже такое обращение могло быть не причиной, так поводом для дуэли.

Во-вторых, я показывал своим тоном, что посчитал Куракиных недостаточно благодарными. Они меня приютили, вернее это сделал Алексей Борисович? Так нет, всего дали пансион, согласно договоренностям. Мне доплачивали за обучение детей? Кстати, нет. А хороший учитель — это дорого, весьма дорого. А я, смею утверждать, что отличный учитель. А то, что у нас есть договоренность по прибыли имения, так в подобном, когда не нужно вникать в хозяйственные дела, могут быть заинтересованы многие и многие помещики, которые находятся на государственной службе.

— Я уверен, что вы все правильно поняли. В любом случае ответили вы так, как того и мне желалось. Будьте рядом с нашей семьей, мы окажемся благодарными. Мы, согласны с тем, чтобы вы обследовали все наши имения и готовы заключить договор, подобный тому, что у вас имеется с Алексеем Борисовичем,- говорил Александр, прожигая во мне дыру своим взглядом. — Ну и следующее, сегодня на приеме вы будете присутствовать, как наша креатура. Если понадобиться, что прочтете стихи. Обязательно, в таинственной обстановке, по великой тайне, должна прозвучать «Молитва» и гимн. Я уговорил государя принять временным гимном Российской империи именно ваше произведение. Стоит ли объяснять, что именно будет значить то, что гимн империи, как и главный вирш на коронации, прозвучат в доме Куракиных?

Мне оставалось только благодарить, причем делал я это искренне, то и дело, посматривая именно на Александра Борисовича. Да, это был человек прожженный. Он уже включился в систему моих отношений с его братом. Вот и продвинул гимн и мои стихи. Нужно будет быть настороже, вместе с тем, я пока откровенно не желаю зла Куракиным, напротив, мне с ними по пути еще, думаю, до пяти лет.

— И, да, Михаил Михайлович, сегодня ваше поведение у государя получилось, сыграло вам на пользу. Проект будет рассмотрен. Однако, в следующий раз, будь такой состоится, окажитесь более чем скромным. Вторично подобное будет расценено государем за дерзость и неуважение. Так что можно отправится прямо из кабинета императора в Сибирь, — сказал Александр Куракин.

— Я благодарю, вас, ваша светлость, — искренне отвечал я.

Вот за подобные советы, я мог бы многое простить.

Далее мы пообедали. Перед приемом следует быть сытым, даже с учетом, что застолье все равно состоится. Как только я начал есть, меня засыпали вопросы. В этой семье не принято молча употреблять пищу. Но экзамен я сдал, это стало понятным, когда тон беседы сменился на сугубо дружелюбный.

Новые вопросы были сродни тому, какие задают студенты, суетящиеся у аудитории, где идет экзамен. Всем важно спросить, какое у экзаменатора настроение, как он одет, как он спрашивает, можно ли списать. И ты, когда первым сдал экзамен, стоишь в центре внимания с видом мудреца рассказываешь, одобряешь те или иные выводы своих одногруппников.

Вот такие ассоциации у меня возникли, когда закончились серьезные вопросы. Теперь обстановка оказалась уютной. Было видно, что, несмотря на многие внутрисемейные проблемы, братья достаточно близки, чтобы считаться семьей.

Старший брат поддевал младшего, средний служил арбитром, периодически получая шуточки и подначки от обоих родственников. Особо популярной была тема постоянных поездок по Европе жены Алексея Борисовича. Не переходя за грань приличия, но шуточки все же были несколько скабрёзными. Братья знали, что супруга Алексея Борисовича нынче находилась в Риме, оттого они с упоением рассказывали, сколь страстными могут быть римские мужчины.

— Господа, пожалуй пора уже