банку холодного пива и ушел к себе. Максима больше беспокоила даже не резко возникшая ревность, а скорость развития этих отношений. Саша стал ему как кость поперек горла. Но Максим тем не менее готов был смириться с их романом и отпустить Алину хоть на все четыре стороны. Только эти двое стартанули слишком быстро, толком даже не зная друг друга, и это очень дурной знак. Конечно, есть шанс, что все у них срастется, однако внутренне Максим чувствовал, что, скорее всего, Алину ждет очередное горькое разочарование. Оставалось лишь надеяться, что она и сама предвидит этот исход.

Максим поел, принял душ и завалился в кровать, мысли его снова вернулись к расследованию. Кто убил Матильду? Явный мотив, ограниченный круг подозреваемых, улики, дружно указывающие на брата, и все равно есть странности, которые не вяжутся с общей картиной преступления. Следователь Скворцов, очевидно, прав: в этой мозаике отсутствует ключевая деталь.

Вскоре вибрация телефона вырвала Максима из объятий беспокойного и недолгого сна — пришло сообщение: «Привет. Заранее извини, если разбужу тебя. Хотела только сказать, что сделала все, как ты и просил. Адвокат прислал мне эти фотки пару минут назад. Спасибо, что вопреки всему пытаешься нам помочь. Целую, Марина».

Еще через пару секунд в диалоге появились три вложения, и Максим понял, что, хоть и заочно, но все же познакомится сейчас с Романом Егоровым, арестованным за убийство собственной сестры: «Здравствуйте, Максим. Прежде чем приступить к изложению событий того вечера, я хочу искренне поблагодарить вас за то, что вы верите мне и пытаетесь доказать мою невиновность. Не буду скрывать, мне очень страшно. Но мысли о том, что меня поддерживают Марина и Илья, не дают мне окончательно сойти с ума от бессилия что-либо изменить. Теперь же я знаю, что есть и третий человек, который не оставляет попытки установить истину и наказать того, кто забрал у меня единственного родного и любящего меня человека, мою дорогую сестренку Матильду.

Для начала я должен поделиться с вами нашей историей. Не знаю, поставили ли вас в известность, но Матильда не являлась мне родной сестрой. Ее мама, а также ее бабушка и дедушка по материнской линии умерли, когда Матильде не исполнилось еще и пяти лет. Я не знаю обстоятельств той трагедии, но уверен, что юный возраст не позволил Матильде принять их потерю слишком близко к сердцу. К тому же наш отец забрал ее сразу после тех событий, а вскоре родился я и навсегда обрел человека, с которого мог бы брать достойный пример, если бы мое слабоволие не имело надо мной такой власти.

Мы жили тихо, но я совру, если скажу, что все в нашей семье было хорошо. Моя мама относилась к Матильде с откровенным пренебрежением, меня же залюбливала, задаривала и не упускала возможности подчеркнуть, что Матильда ей не родная. Однако сестренка никогда не жаловалась, и чем старше мы становились, тем больше она заботилась обо мне, будто я и ее сын. Отец же любил нас одинаково крепко и поровну делил заботу и внимание между своими детьми. Я до сих пор помню, как за несколько недель перед смертью он позвал Матильду в гости, чтобы всей семьей отпраздновать мой день рождения. Она приехала, и папа отвел нас в сторону, чтобы мама не услышала его слов, а после сказал: “Дорогие мои, помните, что все, что бы ни произошло с вами в этой жизни, вы можете и должны разделить друг с другом. И ваша дорога тогда будет легкой”. В тот день мы в последний раз собрались за столом вчетвером.

После смерти родителей я почувствовал себя еще в большей степени одиноким. Эти косые взгляды соседей и знакомых, шептания за спиной действовали на меня угнетающе. Я не глуп и понимаю, что всегда отличался от других. Я никогда не ладил с одноклассниками, у меня не было друзей, единственным моим собеседником была Матильда, только она могла понять мою боль, а я был предан ей всей душой.

Она забрала меня к себе. Новый город и новый дом остались для меня той же тюрьмой, только обновленной и бо́льших размеров. Я все еще не мог найти выход, открыть себя миру. Я начал пить. Я понимаю, что это очень расстраивало сестру, я видел, как она пыталась меня спасти. Вы бы только знали, сколько работ она нашла для меня, но я не мог продержаться нигде и двух дней. Я винил себя за то, что стал обузой для нее, что она, молодая и красивая, вынуждена таскаться со мной, как с маленьким ребенком, устраивать мою жизнь, тогда как ее жизнь во всех отношениях была важнее. Я пообещал ей, что уеду назад, в наш родной город, и больше не буду приносить ей бед, но Матильда не пустила, сказала, что вытащит меня из темноты, верит в то, что я справлюсь и смогу разорвать эти адские цепи одиночества, в которые сам же себя и заковал. Она верила в меня, и только это заставляло меня поверить в себя.

На прошлой неделе она нашла мне новое место. Но я, как было ожидаемо, по крайней мере, с моей стороны, потерял и эту работу. Матильда очень расстроилась, но не стала меня упрекать, лишь попросила передохнуть и ни в коем случае не пить. Я не сдержал обещание. За это я буду корить себя все те годы, которые мне отведены.

Такой была моя жизнь, такой была и жизнь Матильды, вынужденной брать ответственность за нас двоих.

Теперь по вашей просьбе я описываю события того вечера, когда не стало моей дорогой сестры. Я пришел к ней, думаю, ближе к пяти. Я не был уверен, что она дома, но мне повезло, и она открыла дверь. Выглядела Матильда, как мне показалось, встревоженной. Нет, не испуганной, а именно встревоженной, будто что-то идет не так, как она предполагала. Однако я не поинтересовался ее состоянием, ведь все мои мысли были заняты поиском способов выпросить у нее денег, чтобы купить алкоголь. Я соврал. Сказал, что у меня совершенно не осталось еды и что я голоден. Я знал, что она никогда не пожалеет для меня денег на продукты, ведь именно по ее просьбе Марина приезжала ко мне каждую неделю по несколько раз, чтобы забить мой холодильник до отказа. Еще по дороге к Матильде я заготовил жалобную речь, чтобы растопить ее сердце и получить то, чего хочу. Да, вы имеете право меня осуждать. Я отвратительный человек, который не заслуживает ничего из того