— Я ничего не знаю… — пятясь, хозяин прижался к стене. На его лице не было ни кровинки. — Я ничего не знаю…

— Где книга? — голосом доброго дядюшки произнес Бершадов. — Меня только это интересует. Где книга? Скажи, и будешь жить так, как жил прежде. Здесь ее нет, так?

— Здесь ее нет, — голос хозяина прозвучал глухо.

— Это я и без тебя понял! Где она?

— Ничего ты не найдешь! — выдохнул бывший монах.

— Ясно, — коротко сказал Бершадов и обернулся к своим людям, которые уже закончили с обыском.

— Начинайте, — кивнул он.

Оба подхватили хозяина под руки, потащили к двери. Он попытался сопротивляться, но это было бесполезно: сотрудники Бершадова были намного крепче и сильней бывшего монаха. Один схватил его за волосы, другой — поднял его правую руку, вставил пальцы в дверь. Затем изо всех сил хлопнул ею.

Послышался хруст костей. Монах издал дикий вопль. Рука его распухла и стала багроветь. От боли на его лбу вздулись вены. Он принялся оседать в руках мучителей. Те швырнули его на пол, пару раз ударили ногами в живот. Он упал, его вырвало. Бершадов поднялся со своего места, неторопливо подошел к распростертому на полу человеку.

— Говори, где книга? — спросил лениво.

— Я не знаю… Я ничего не знаю… не знаю… — хрипел бывший монах.

Бершадов изо всех сил наступил каблуком ботинка на его изувеченные пальцы. Несчастный снова издал дикий вопль.

— Говори, — Бершадов, иезуитски улыбаясь, продолжал давить на руку.

Изо рта несчастного текла слюна с хлопьями кровавой пены. Он стал биться в конвульсиях.

— Поднять, — скомандовал Бершадов.

Монаха подняли и кое-как усадили на стул, связав руки за спиной.

— Тебе придется говорить, — сказал мучитель.

— Ничего я тебе не скажу, — через силу прохрипел хозяин.

Ребром ладони Бершадов ударил его по губам. Потекла кровь, заливая подбородок, грудь…

— И все же тебе придется сказать, — спокойно проговорил Бершадов. — Мне нужна эта книга. Все, что тебе нужно сделать, это просто избавить себя от страданий.

— Ее никто не получит, — прохрипел мужчина.

— Никто? Что значит никто? Кто еще интересовался книгой? — мгновенно среагировал Бершадов. — Кто к тебе приходил?

— Я не знаю, кто они… — хрипел бывший монах. — Документы не спрашивал… Двое. Они говорили с акцентом… Деньги предлагали… Я не взял… Сказал, что они ошиблись…

— Отлично! — весело воскликнул Бершадов. — Видишь, книгой уже, похоже, интересуются зарубежные разведки! Что же ты за патриот такой, что своим не хочешь ее отдать?

— Вы… мне… не свои… — с ненавистью прохрипел мужчина.

— Ну, конечно, — вздохнул мучитель. — Что ж, последний способ. Держите его!

Несчастного подхватили с двух сторон. Из внутреннего кармана своего пиджака Бершадов достал маленькую металлическую коробочку, из нее извлек шприц и большую ампулу с маслянистым содержимым. Разбив ампулу, он заполнил щприц, затем разорвал рукав на рубашке бывшего монаха, всадил иголку ему в руку и полностью влил все содержимое под кожу.

На губах несчастного выступила пена, он принялся биться в конвульсиях в руках своих мучителей.

— Да, это, наверное, больно, — хмыкнул Бершадов. — Материал, видишь ли, свежий, еще не доработано. Немного помучаешься — и все пройдет.

И действительно, скоро монах затих.

— Говори! Где книга? — склонился над ним Бершадов.

— Я отдал ее две недели назад. У меня ее нет.

— Кому отдал?

— Церкви.

— Кто к тебе пришел?

— Ангел-губитель. Он потребовал, и я отдал. Ангел-губитель… Ангел-губитель…

Он все время повторял одно и то же, и больше из него нельзя было вытянуть ничего другого.

— Черт, — вздохнул Бершадов, — мы опоздали. Действуем по третьему варианту.

Оставив хозяина сидеть привязанным к стулу, мучители быстро прошли по дому и заперли все окна и двери. Затем в руках одного из них появилась канистра с бензином, у второго — охапка соломы.

Выйдя наружу, они обложили соломой дом и облили его бензином… Чиркнула спичка. Пламя мгновенно взвилось ввысь. Дом занялся со всех сторон. Мгновенно загорелся камыш на крыше. Изнутри послышались жуткие вопли.

Через мгновение дом превратился в сплошной пылающий факел. Крики стихли — несчастный сгорел заживо.

Немного постояв возле страшного пожарища, Бершадов дал команду уходить. Убийцы растворились в ночи, не замеченные никем. А к дому со всех сторон бежали местные жители, тащили уже бесполезные ведра с водой…

— Небо какое красивое! — Как только машина остановилась на Мясоедовской, почти рядом с главным входом в самую знаменитую больницу города, Зина запрокинула голову вверх, к корпусам Еврейской больницы.

— Выглядит это так, словно ты никуда не спешишь! — рассмеялся Матвеев, глядя на Зину с каким-то странным выражением. — Ну или как будто идти тебе не хочется.

— Так и есть, — Зина даже не улыбнулась. — Мне не хочется идти. Потому что ничего хорошего мы не найдем. Вот это я знаю точно.

Шофер заглушил двигатель, аккуратно остановившись у самого бордюра. Зина легко выскользнула на тротуар, радуясь, что в это утро надела новые, очень элегантные ботики на каблуке. В них ее ноги выглядели длиннее и стройнее.

Женщины странно устроены… Зина усмехалась сама себе. Вот, она едет спасать человека, собственно, едет на беду, а думает о ботиках. Ну что уж тут поделаешь! Они, кстати, были куплены всего неделю назад.

Хорошие вещи были дефицитом. Все магазины торговали товарами самого жуткого ширпотребского вида. А хорошую одежду и обувь можно было достать только, из-под полы. Вот и у них в институте вовсю торговали и в женском туалете, и в отдаленных коридорах, и даже в подвале. Была пара-тройка сотрудников, только числившихся при кафедрах. На самом деле весь институт знал, что они торгуют шмотками, снабжают всех сотрудников приличными вещами.

Ботики стоили очень дорого, но выглядели великолепно, и ради этой красоты Крестовская готова была сесть на хлеб и воду. А вот теперь оно того стоило — Зина радовалась, что надела их как раз в то утро и может покрасоваться перед Матвеевым.

И Матвеев на нее смотрел… Гораздо чаще, чем того позволяли приличия. И уж конечно чаще, чем было необходимо для совместного расследования.

— Здесь подождешь, — бросил он шоферу и вылез следом за Зиной. — А красоту вот эту как добыла? — засмеялся, взглянув на ноги Зины. — Начальство хоть в курсе?