Молчу, стараясь отвлечься от греховных мыслей при виде кубиков пресса и мощной груди перед моим носом.

— Я в порядке, — соображаю, что надо бы хоть что-то ответить.

Мужчина недовольно качает головой и отходит от меня, что позволяет хоть немного выдохнуть и дать себе парочку отрезвляющих подзатыльников.

— Давай приложим холод, а то ещё обвинишь меня в побоях, — комментирует Захар, появляясь передо мной с пакетиком чего-то замороженного.

Пытаюсь забрать мне необходимое, но он отводит мою руку и, обернув пакет в полотенце, сам прикладывает к пострадавшей щеке. Морщусь от контраста горячей и ноющей от боли скулы с морозильным холодом.

— Потерпи немного, — как-то даже нежно просит Панталонович, что я тут же поднимаю взгляд на его лицо, наконец-то прекращая пускать слюни по голому торсу.

Между нами непозволительно мало пространства, поэтому я зависаю, наблюдая, как холодный голубой цвет его глаз медленно темнеет и становится тягучим как патока.

— Я не собираюсь обвинять тебя в каких-то несуществующих побоях, — пытаюсь найти нить диалога, пока меня совсем не переклинило.

— Ну, мало ли. Ведь ты врёшь насчёт нашей первой встречи.

— Я не вру. Ты готов показать доказательства?

Жду, что сейчас психанет и пошлёт меня, но почему-то мои слова ещё больше повышают градус между нами.

Яровой делает шаг, сокращая на ноль расстояние между нами. Приобняв меня за талию, одной рукой с лёгкостью, словно я пушинка, приподнимает вдоль своего тела и усаживает мою пятую точку на стол.

— Сколько угодно, Ванилька. Я ещё вчера всё сказал. Действительно хочешь, чтобы мои люди копались в нашем личном?

Не хочу! И, когда мы так близко, я при всём желании не могу придумать хоть что-то стоящее против.

— Яровой, а что тебе даст моё подтверждение наличия между нами той ночи? — пытаюсь улить и отвожу взгляд в сторону.

Вот почему он не спит посреди ночи?

— Люблю расставить все точки, — удовлетворённо хмыкает он, приближаясь к моему уху, но не касаясь.

Так и хочется подставить шею под его губы, что приходится напрячься всем телом.

— Варвара Петровна сказала, что ты совсем не ужинала. Плохо себя чувствуешь? Тошнит? Болит?

Господи, откуда эта тонна заботы на неподготовленную меня?

— Нет, Захар Пантелеймонович, всё хорошо. Просто не было аппетита.

— Ники, если ты вдруг не в курсе, то я не люблю своё отчество.

— В курсе.

— Хорошо. Так что насчёт ужина? — пытает меня, убирая холод от лица и опаляя чувствительную кожу шеи своим дыханием.

— Не хотелось, — едва выдыхаю и уже чувствую реальную панику.

Это во сне я такая смелая и раскрепощённая, а вот в реальности не хочется наступить на грабли.

— А что хотелось? — уточняет мой персональный змей-искуситель.

Тебя! Да чтоб … плотно смыкаю губы, даже закусывая нервным движением верхнюю. Ибо ни звука…

— Может, ананас?

И если для Ярового в этом слове нет никакого сексуального подтекста, то я готова выть от накативших воспоминаний.

— Да. Очень, — позволяю своему телу хоть немного расслабиться.

— Отлично.

Захар снова идёт к холодильнику и как фокусник вытаскивает оттуда распроклятый фрукт.

— Откуда? — от удивления только это вырывается из меня.

— Из магазина. Ездил по работе, по дороге прихватил.

С вагоном сомнения во взгляде смотрю на моего работодателя в поисках признаков лжи. Он приподнимает бровь, мол даже не пытайся меня расколоть, не орех.

Снова молчу, придерживаясь любимой заповеди — не знаешь, что сказать — молчи и улыбайся.

Яровой же, поглядывая периодами на меня, оперативно подготавливает ананас для еды.

— Земляникина, мне кажется, или у тебя реально по ночам речь отказывает? — спрашивает без тени сарказма в голосе.

Ставит рядом со мной тарелку с полукольцами сочного ананаса, что приходится даже сглотнуть слюну от воображаемого вкуса на моём языке.

— С чего такое умозаключение? — а сама выбираю кусочек побольше.

— Наблюдение, Вероника. Днём мне натурально хочется тебе кляп в рот организовать, зато в тёмное время суток я из тебя пару предложений едва ли вытаскиваю.

Задумываюсь, откусывая маленький кусочек, чтоб не выглядеть перед мужчиной совсем уж безумно голодной.

Он прав. Наверное, это биология. Ночью меня с Захаром не тянет на разговоры, так как моё тело знает более интересные способы времяпрепровождения.

— Возможно. Не интересовалась, — привычно недоговариваю истину и снова впиваюсь в мякоть.

Сейчас, когда все мои вкусовые рецепторы празднуют, сдерживать порыв «всё и сразу» становится намного сложнее.

Мужчина шумно выдыхает, снова нарушая все границы дозволенного и даже больше предыдущего.

Раздвигает мои колени рукой, вставая между ними. Я застываю, забывая, что как раз кусала в этот момент.

— Ешь-ешь, Ванилька. Не отвлекайся.

— Ты так думаешь?

— Конечно. Ананас вкусный?

— Угу, — бормочу, пытаясь не подавиться, когда его широкие ладони скользят по моим ногам от коленей к бёдрам. — Захар?

Чувствую, как немного сока выливается из уголка моего рта, что не остаётся незамеченным. Он быстрым движением стирает каплю подушечкой большого пальца и тут же подносит к своему рту.

Это бесчеловечно так издеваться над моим возбуждённым телом и утонувшим в ананасовом сиропе мозгом.

Спасите меня!

Захаров слизывает сок фрукта и удовлетворённо кивает. Я же шумно сглатываю, понимая, что проиграла. Давайте мне грабли, буду синхронно биться об них всем телом, желательно в такт движениям мужских бёдер.

Мужская грудь часто и тяжело вздымается, дополняя картину острого возбуждения Захара, которое огромным бугром упирается прямо во внутреннюю сторону моего бедра.

— Ники, это напряжение между нами мешает мне думать и решать проблемы, — шумно выдыхая, признаётся мужчина, отчаянно стискивая мои ноги в своих руках.

— Это обвинение? — поддерживаю диалог, но уже нисколько не скрывая того пламени, что пожирает моё тело изнутри.

Мужчина хочет поговорить перед сексом, ну кто я чтобы перечить. А в том, что это сейчас случится, меня заверил его взгляд, уже трахающий меня.

— Нет. Это попытка объяснить моё поведение.

— Ананас — это подкуп? Часть плана по совращению?

Яровой ухмыляется одним уголком рта.

— И снова не угадала. Ананас — оливковая ветвь мира. По дороге домой я был … зол и грубил. Утром до отъезда рассчитывал поговорить с тобой.

Наверное, проще было бы подумать, что мужик нагло врёт, желая получить хорошую порцию секса, но, несмотря на вожделение, прямой взгляд напротив был кристально честен.

— Принято, Захар Пантелеймонович. Ещё что-то? — и подхватываю с тарелки новую порцию лакомства.

— Да. Как ты себя чувствуешь?

Неожиданно.

— Хорошо, а благодаря вашим стараниям, это я сейчас про ананас, вообще замечательно.

Мужские ладони оживают на моих бёдрах и скользят дальше, сжимая ягодицы.

— Как ребёнок?

Так-так! А это тут причём?

— Всё хорошо. Неужели в моей обменной