Лес, срубленный в начале зимы, лежал целый год, а после деревянной ярмарки в Шато-Шиноне на День Всех Святых бревна маркировали, делали запруды в верховьях рек, а затем внезапно спускали воду, которая и уносила с собой плоты. Плотогоны, взгромоздившиеся на бревна, и сплавщики, следовавшие за ними по берегу, проводили плоты через препятствия, подталкивая специальными крючьями. Второй этап сплава проходил весной; бревна вылавливали, сортировали согласно маркировке и складывали в штабеля. Летом никакой работы не велось, и сплавщики устраивали состязания, чтобы избрать себе на год «короля». К концу лета, когда вода снова прибывала, составлялись «поезда» из плотов, и с новым спуском воды из шлюза они устремлялись к Парижу, тратя на дорогу две недели. Впереди на плоту стоял главный плотогон с шестом, сзади – ученик. «Поезд» не останавливался ни днем ни ночью, так что это путешествие было довольно изнурительным. В конце пути плоты порой тянули лошадьми, а плотогон пешком отправлялся к себе в Морван, куда добирался за четыре дня.

Мастеровые стремились объединиться в цехи, поскольку участь кустарей-одиночек была незавидной. Корпорации обладали достаточно большим весом и играли свою роль в общественной жизни; в 16 36 году, когда враг в буквальном смысле стоял у ворот, Людовик XIII объявил повальную мобилизацию, но ему бы не удалось ее провести без согласия цеховых старшин. Поэтому король принял в Большой галерее Лувра делегатов от всех ремесленных цехов столицы – башмачников, портных, булочников, мукомолов, – каждого обнял и для каждого нашел нужные слова. Тем не менее и общины имели свои недостатки. С одной стороны, смыслом существования цехов был контроль за качеством продукции и защита интересов мастеровых, но, с другой стороны, в цехах процветал жесточайший деспотизм. Чтобы жениться, полагалось стать мастером, а чтобы стать мастером, надо было сдать экзамен своим будущим конкурентам. Мастер мог заниматься только своим ремеслом: если холодный сапожник перейдет дорогу башмачнику, его подвергнут штрафу. В XVII веке с прежними городскими вольностями было практически покончено, кровавые войны разорили города и обрекли на нищету и прозябание обширные территории. Мужество горожан было сломлено, они уже не находили в себе сил и энергии, чтобы как-то противостоять давлению со стороны властей. Средний класс находился в зависимости от вельмож и двора, поскольку их тяга к роскоши обеспечивала мастеровых работой, но постепенно заражался от них безнравственностью: в городском обществе царил дух наживы; собственнические, эгоистические инстинкты брали верх, и спасение виделось в абсурдных запретах, не подпускавших к цехам способных и инициативных людей. Чтобы исключить всякую конкуренцию, придумывали всевозможные строгости; в жилище мастерового-надомника могли ворваться силой, перевернуть все вверх дном, отыскивая плоды его труда, забрать их вместе с инструментами и обречь всю семью на нищету.

Мало изготовить товар: его еще нужно продать. Некоторые мастера сами сбывали свои изделия; их мастерская соседствовала с лавкой, представлявшей собой скорее темный и прокопченный склад. Но торговля – дело хлопотное; ремесленники, особенно кустари, предпочитали не искать клиентов, а продавать плоды своего труда, пусть и за бесценок, купцам-«оптовикам».

Торговля была делом почетным; честные купцы пользовались уважением. «Между купцами – одно рукобитье»: эта старая поговорка означала, что купеческое слово не требует документального, письменного подтверждения. Купеческий старшина фактически являлся городским головой, обладая определенной властью над горожанами; он устанавливал цены на товары и величину взимаемых с них налогов, вершил суд в торговых делах, а также осуществлял надзор за состоянием оборонительных сооружений и водных источников, охраной мостов. Такие должности впервые появились в Париже и Лионе. В Марселе существовала Торговая палата; в Тулузе городской жизнью заправляли капитулы, по большей части тоже происходившие из купцов.

До конца XV века купеческого старшину избирали горожане, однако короли, напуганные восстанием под руководством Этьена Марселя в XIV веке, прилагали все силы, чтобы сузить круг его полномочий, а его избрание сделать чистой проформой. Теперь купеческого старшину избирали нотабли, причем его кандидатуру заранее указывал король; срок его полномочий составлял два года, но, как правило, городской голова оставался на своем посту по три срока подряд. После «выборов» в Ратуше устраивали банкет, и все оставались довольны.

На два года избирались и эшевены – магистраты, следившие за порядком и состоянием дел в городских коммунах. Здесь роль случая тоже была сведена к минимуму: слагая с себя полномочия, эшевены сами же избирали себе преемников, и лишь кое-где в Лангедоке действующие эшевены представляли народу две-три кандидатуры на вакантное место, оставляя окончательный выбор за ним. Естественно, при такой системе махровым цветом расцвело взяточничество.

Во время торжественных церемоний купеческий старшина и эшевены облачались в средневековые костюмы, состоявшие из двух половин разного цвета, например из красного и фиолетового бархата.

Купеческий старшина не принадлежал к благородному сословию, но постепенно у этих людей стали появляться аристократические замашки. Например, Франсуа Мирон, избранный (или назначенный?) городским головой в столице в 1604 году, отговорил Генриха IV от планов снизить государственную ренту и советовал поддерживать в Париже высокую плату за жилье и высокие цены на продукты, чтобы изгнать из города голытьбу. По его мнению, городом, купающимся в роскоши и населенном людьми искусства, легче управлять, чем городом работяг. С этой целью он занимался украшением столицы: ему Париж обязан своими набережными, несколькими площадями и новым фасадом Ратуши; одна из улиц, которая к ней прилегает, теперь носит имя Франсуа Мирона. Его брат Робер сменил его на этом посту в 1614 году Главных купеческих гильдий было шесть: первую по значению составляли торговцы сукнами, вторую – бакалейщики, третью – галантерейщики, четвертую – меховщики, пятую – чулочники, шестую – ювелиры. Эти шесть гильдий обладали привилегией: нести балдахин над королями, королевами и принцами во время их торжественного вступления в Париж. По таким случаям у заставы перед Сент-Антуан-скими воротами устанавливали трон; мастера и старшины гильдии суконщиков несли балдахин первыми, а затем, по ходу шествия, передавали его представителям других гильдий по старшинству; таким образом, в Лувр балдахин вносили ювелиры.

Эмблемой шести первых гильдий был сидящий человек с пучком прутьев в руках, который он пытался переломить об колено. Надпись на эмблеме гласила: Vincit concordia fratrum («Братское согласие победит»). Это означало, что пока все шесть гильдий едины, их торговля будет процветать, а привилегии – сохраняться.

Помимо этих цехов существовали еще цех книготорговцев-печатников, стоявший наравне с другими, и гильдия виноторговцев, претендовавшая на те же права и привилегии, что и шесть первых гильдий. Когда Мария Медичи настояла на своей коронации в 1610 году, ей предстояло совершить торжественный въезд в Сен-Дени. Купеческий старшина и эшевены известили об этом купеческие гильдии, чтобы те были готовы нести балдахин; виноторговцам было велено явиться, как и всем прочим, в мантиях из синего бархата и шелковых одеждах. Шесть первых гильдий возмутились, дело дошло до Королевского совета. В результате добрый король Генрих издал указ, предписывающий виноторговцам, не имеющим жалованных грамот на право нести балдахин над королевскими особами, не принимать участия в церемонии, однако разрешил им при ней присутствовать в вышеозначенных нарядах. Вынужденные подчиниться, виноторговцы все же не отказались от своих притязаний. Борьба оказалась долгой: только в 1647 году они добились вожделенных жалованных грамот; но король Людовик XIV был тогда несовершеннолетним, и передать грамоты на утверждение в Парламент удалось только в 1686 году – там они и остались.